Олег Верещагин - Последний воин

— Иара Элътерруса — хорошего человека и писателя, без которого все мои рукописи никогда бы не встретились с типографской бумагой;

— Сергея Садова — за десятки дорог для тех, кому тесно в нашем мире; «от моих героев — его героям!»;

— Тимура Лея — когда-то в стране, которой больше нет, научившего меня, как держать настоящий меч;

— Илью Морозова — того, из чьих воспоминаний о детских играх и суевериях родилась Ломион Мелиссэ;

— «Рысёнка» Тар-Кириана (из Чёрных Нуменорцев) — за увлечённое и восхищённое раскрытие природы очарования Великим Злом;

— Павла Зубкова — главного героя, живого и реального. Nai hiruvaluë Valimar. Nai eluë hiruva.

Я искренне извиняюсь перед отставным лейтенантом армии Её Величества, ветераном Первой мировой войны, профессором Оксфорда Джоном Роналдом Руэлом Толкиеном за то, что вторгся в его мир.

Спасибо Вам, профессор!!!

На ночь остановились под крышей. Гарав не поинтересовался, как называлось село, — но жили в нём пригоряне, и кардоланскому рыцарю и его оруженосцам хоть и опасливо, но без вопросов предоставили место для ночлега. В пристройке небольшого трактирчика — каменного, с низкими балками (без потолка) под крышей, закопченной с давних времён огнём большого открытого очага, — отыскалась комнатка с широкой низкой кроватью, одной на троих. Пол был устлан слоем свежей соломы, от кровати пахло выстиранным дочиста льном. Гарав обшарил все углы и складки ткани, в результате чего Фередир, недоумённо поглядывавший на друга, поинтересовался наконец:

— Ты что ищешь?

— Тараканов и клопов, — лаконично ответил Гарав, не прерывая своего занятия.

Фередир озадаченно подумал и уточнил:

— А без них ты что — не можешь спать?

Эйнор, стоявший у узкого окошка и внимательно смотревший наружу, неожиданно весело засмеялся. Гарав сделал вид, что его это вообще не касается. Но насекомых тут и правда не оказалось…

…Село, названия которого Гарав так и не узнал, стояло в стороне от торной дороги, на северных склонах гряды холмов. Дорога шла по южным, проскакивала перевал, стиснутый между двумя скальными выходами, и уводила дальше на юго-восток — а к селу через холмы вела скорей тропка, чем дорога. Видимо, это был один из тех полузатерянных мирков, где люди живут десятилетиями в одном и том же ритме и не испытывают от этого особых неудобств. Но то, что Рудаур — нуменорское княжество, а Руэта — самозванец, тут всё-таки помнили. Достаточно крепко помнили.

Вечером — видно, тоже по обычаю — в трактире собрались чуть ли не все мужчины села: попить пива и обсудить жизненную ситуацию. Кардоланцев обходили стороной — гостеприимство гостеприимством, а в такие дела лучше не лезть, чтоб всегда можно было сказать: приехали, отдохнули, уехали — трактир же! А кто такие — не, не знаем, не назывались, не представлялись, мы люди мирные и тихие…

Юноша и мальчишки вышли в общий зал, чтобы поесть и тоже выпить пива. Доспехи они оставили наверху, но мечи и кинжалы висели на поясах у всех троих. Пиво тут оказалось очень даже ничего — по словам Фередира, а вот Гарав так и не мог понять, какое различие между одинаковыми горькими жидкостями в разных трактирах, харчевнях и кабачках, — а на ужин предложили целую гору жареных карасей, штук полста. Небольших, но прожаренных вместе с плавничками и хвостиками до хруста, очень вкусных и буквально за медяки — сказывалась близость реки. Повар умело надсёк рыбок поперёк, и мелкие косточки — проклятье речной рыбы — почти не ощущались, а от хребта мясо отставало исходящими паром половинками.

Гарав увлечённо хрустел хвостиками и плавничками. Рыбу он обожал чуть меньше, чем грибы. Но на этот раз спутники не морщились и не принюхивались, как было с грибами, — лопали, хватая из-под рук друг у друга. А что местные на них не обращали внимания — так оно и к лучшему.

— Вкусно, — признал Эйнор. Щёки у него были совершенно не по-рыцарски перемазаны маслом, на котором жарились карасики. — Но тунец в вине вкусней.

— Хрень, — отрезал Гарав. Тунца в вине он никогда не пробовал, но повторил воинственно: — Хрень. Морская рыба не может быть такой вкусной, как речная.

— Не ел — и молчи! — возмутился за рыцаря Фередир. — Приедем в Зимру — угощу тебя. Эйнор, помнишь ту таверну на набережной — «Пьяный тунец»?

Эйнор медленно кивнул, думая уже явно о чём-то другом, вытер щёки и нос лежавшим с краю стола полотенцем — или, скорей, большой салфеткой. И вдруг сказал:

— Знаешь, боюсь я одной вещи, Гарав. Не отстанет Чёрный ни от нас, ни от тебя. Не простит того, как ты его обвёл вокруг конского хвоста. Ты, может быть, просто не понимаешь, как ты его обкидал грязью.

Гарав насторожился, перестал жевать — и…

Мда. Слова в этом мире всё ещё имели силу. Гарав убедился в этом немедленно. А Эйнору следовало это помнить…

…Хлопнула дверь.

И сразу стало тихо.

Вастаков было пятеро. Видно, они оставили коней снаружи и сейчас переглядывались, щурились, держа руки на рукоятях сабель. На плоских шлемах с кольчужными бармицами и поднятыми масками качались яркие перья.

— Слушайте! — гордо отставив ногу, сказал на адунайке один из них — в позолоченной кольчуге, тонкие вислые усы его были украшены золотыми шариками на концах. — Завтра утром, с рассветом, по дороге с той стороны холмов проследует на юг Руэта, князь Рудаура и ваш законный властитель! Мы — его гонцы! Склонитесь перед Руэтой и окажите нам честь и почёт!

Пригоряне угрюмо помалкивали, рассматривая содержимое кружек. Фередир вытянул ноги под стол и склонил голову к плечу, меряя вастаков взглядом. А Эйнор… Эйнор следил за Гаравом и вдруг увидел, что в прищурившихся глазах мальчишки разливается непомерное море злости.

— Чурки е…ные… и предъявы точно такие… — пробормотал Волчонок на своём языке. — Пальцовки кидают, локти топырят, кЫнжалами лязгают, а мыться забывают… уроды, блин.

И он сердито посмотрел на пригорян, которые по-прежнему не реагировали на вторжение. Добавил: