Федина Елена Николаевна
Дом у дороги
— Ты охотник?
— Да, я охотник.
— Почему же твой дом у дороги?
— Потому что я люблю гостей. Входите, грейтесь.
— Если б не твой дом, не знаю, что бы с нами стало. До города еще часа три.
— Четыре.
— О! Огонь! Слава тебе, Господи!
Старик говорил, девочка молчала. Она устало села на деревянную скамью, поджав маленькие ноги в мокрых башмаках.
— Иди к огню, — позвал старик, — Луиза, ну что ты?
Она кивнула, но не встала, а только закрыла глаза. Я достал бутыль с вином и все, что осталось от ужина. Я не ждал гостей и два дня не охотился, не люблю охотиться в дождь, особенно такой холодный, косой и бесконечный.
Я помог ей снять плащ и набросил на плечи шкуру дикой кошки, сел перед ней на корточки, снял ее грязные башмаки, растер ледяные ноги полотенцем и натянул на них теплые носки.
— Теперь согрелась?
— Спасибо, охотник, ты очень добр.
— Этот старик тебе кто?
— Отец.
— Отец?
— Он не так стар, как кажется.
— А куда вы идете?
— В Трир.
— Трир не любит посторонних.
— У меня там жених.
— Ты же совсем девочка…
— Да. Мы должны были пожениться через два года, но дома случилось несчастье. Вот мы и идем. Не спрашивай больше.
— Я не буду спрашивать. Отдыхайте.
Старик много пил и уснул прямо за столом. Я не без усилия отнес его в угол на шкуры. Тяжел был ночной гость.
— Накрой его, — сказала Луиза, — он так продрог, что и во сне ему будет холодно.
Я накрыл его заячьей шубой.
— Тебе не жалко убивать зверей, охотник?
— Жалко. Не поверишь, но жалко.
— Почему же ты их убиваешь?
— Потому что ничего другого я не умею.
— Надо было с детства учиться чему-то другому.
— Так получилось. В детстве я сильно болел, меня вылечил один колдун из вашей страны Озер…
— Из нашей? Ты догадался, что мы из Озерии?
— Конечно. По акценту.
— А-а… Ну и что?
— В общем, мне пришлось стать охотником, чтобы отблагодарить его. У меня не было выбора. Хочешь еще пунша?
— Да.
Мы сели на циновки возле камина, я снял с решетки ковш и разлил вино по бокалам.
— Уже жарко! — улыбнулась она, ослабляя узел на платке, щеки ее разрумянились, губы порозовели, — хорошо у тебя. Тепло и тихо!
— Тебе нравится?
— Еще бы! Сколько трав… ты сам собирал?
— Сам.
— А как зовут твою собаку?
— Гай.
— Она умная?
— Как человек. Видишь, даже ни разу не зарычала на вас.
— Такая же добрая как ты?
— Откуда ты знаешь? Может, я и не добрый вовсе?
— Мне так показалось… А ты один живешь?
— Один.
— А кто же вязал тебе свитер?
— Одна женщина.
— Красивая?
— Да.
— Остыло вино… Погрей еще…
— Это было давно, — сказал я зачем-то.
— А что колдун хотел? — спросила принцесса, — какого-нибудь зверя?
Я ждал этого вопроса. Я внимательно на нее смотрел, когда отвечал.
— Шкуру, — сказал я, — шкуру голубой лисы.
Лицо ее вытянулось, синие глаза, синее которых нет на свете, испуганно округлились. Она была прекрасна.
— И ты… ее убил?!
— Да, я ее убил. Был сильный дождь, грязь, слякоть, она показалась мне обычной серой лисой, а когда пришел домой, все понял.
— Значит… это был ты?
— Я. Потому что второй голубой лисы на свете нет.
— Да, я знаю… но тот был такой могучий, с бородой… разве… нет, я бы тебя узнала… впрочем…
Она разглядывала меня с детской непосредственностью. Я изменился. Тогда я был с бородой и несколько мощнее, но это было год назад.
Я шел к колдуну Мозесу в Ядовитую Заводь, заодно решил продать на столичном рынке свои меха: озеряне хорошо платили за лесной товар. Я почти сторговался с одним богатым горожанином и его хорошенькой дочкой, которая уже примеряла вокруг шеи хвост дикой кошки и довольно улыбалась, когда на площадь внезапно въехала королевская стража. Это внесло сумятицу в толпу, и я чуть не потерял своих покупателей, даже схватил дочку за руку (а ее отец меня за локоть). Нас потеснили, расчищая место для принцессы, которая направлялась к Западным воротам.
— Тебе повезло, человек из леса, — шепнула дочка, — ты увидишь нашу принцессу.
— Она действительно так прекрасна, как о ней говорят?
— Конечно!
— И у нее на самом деле голубые волосы?
— В том-то и дело, что голубые!
— Так не бывает.
— А вот и бывает! Видишь, никто не разбегается, все хотят ее видеть.
— Ладно, посмотрим…
Она действительно была красива, хрупкая девочка-подросток на вороном коне, голубые волосы облаком клубились вокруг тонкого лица и узких плеч… Я опомнился, когда растолкав всех локтями, стоял перед ней и держал под уздцы ее коня. Охранники уже упирались в меня копьями, а ее любимцы из свиты хватались за рукояти мечей.
— Ты что, обалдел, дикарь?! — спросил самый надменный из них, с красным пером.
Собственно, я его и не рассмотрел, я вообще никого кроме нее не видел, и что со мной происходило, понимал весьма туманно.
— Не сердись, принцесса, — сказал я, как завороженный, — лучше… лучше посмотри, что я принес тебе! Чтоб я провалился… но эта вещь создана для тебя!
И я вытащил голубую лису. Толпа завопила. Любимцы оторопели, им и не снилось убить этого зверя. И тогда я увидел в глазах принцессы то, чего так хотел. Восхищение.
— Ой, смотрите! — крикнула она совсем по-детски, — значит, это не легенда! Она есть! Вот она!
— Была, — съязвил кто-то из свиты.
— Может, это подделка, — ухмыльнулся тип с красным пером.
— Нет! — восторженно заговорила принцесса, — это самая настоящая лиса! Боже, какая пушистая, как она переливается…
Она восхищалась лисой, а я восхищался ею. И мне было не жаль этой шкуры, добыче которой я посвятил всю свою бестолковую жизнь, и даже забыл, что это мой долг колдуну Мозесу.
— И чего же ты хочешь, охотник? — спросила принцесса, возложив лису на плечи, у волос был в точности такой же цвет!
— Ничего, — сказал я, — носи, если нравится.
— Но ей же цены нет!
— Вот именно.
И тогда я увидел восхищение в глазах принцессы второй раз. Этого мне было достаточно.
— Ладно, — улыбнулась она, — а я за это подарю тебе жизнь, ей тоже цены нет. Живи, охотник! Отпустите его!
Колдун Мозес гневался спокойно, про себя, даже в голосе его гнев не проявлялся, только в сверкании глаз.
— Ты совершил большую ошибку, — сказал он хмуро, — тебе судьбой было предначертано убить священного зверя. А я с этой шкурой должен был делать то, что предначертано мне. Так написано в Книге Судеб. Ты все спутал. Ты нарушил порядок событий и равновесие в этом мире.