Граф Филипп Александрович Васильев произвёл на меня приятное впечатление — от него исходили исключительно положительные эмоции, он крепко пожал мне руку, поблагодарил за спасение дочери и сказал, что теперь я всегда могу рассчитывать на него, потому что он передо мной в долгу. Разве что не дал визитку, а так всё было очень похоже на ситуацию с Воронцовым. И
Графиня Варвара Георгиевна Васильева уже при первом взгляде показалась холодной и неприветливой, а когда я подошёл к ней поближе, меня прямо обдало волной неприязни. Это было неприятно, но объяснимо. Видимо, идея пригласить меня в гости, чтобы поблагодарить, принадлежала графу, а графиня была вынуждена подчиниться воле мужа. Кроме холодного «добрый день», я не услышал от неё ни слова.
Мы сели за стол, и я приготовился, что до конца трапезы не услышу графиню, но сильно ошибся. Почти сразу же прислуга принесла запечённого осетра, и Варвара Георгиевна, раскладывая на коленях белоснежную шёлковую салфетку, обратилась ко мне:
— Роман, Вам нужна помощь, чтобы разобраться с приборами?
«Нет, Ваше Сиятельство, я в случае чего, руками обойдусь», — подумал я, но вслух этого говорить не стал.
Вместо меня, сказал Филипп Александрович:
— Варенька, я думаю парень, который смог спасти нашу дочь и справится с кучей вооружённых врагов, как-нибудь справится с осетром.
— Я лишь предложила помощь, дорогой, — ответила графиня.
После этого всего мне захотелось просто побыстрее дождаться окончания обеда и остаться наедине с Аней. Есть мне совершенно не хотелось, но я принципиально попробовал все блюда, чтобы вредная графиня не думала, что я не знаю, какими приборами их следует есть.
Разговор худо-бедно мы с Филиппом Александровичем завязать смогли. Немного пообщавшись с графом на темы магии, обучения в Кутузовке и архитектуры столицы, я пришёл к выводу, что он хороший орк. И я совершенно не мог понять, что общего, кроме Ани, у него с такой вредной и неприятной графиней.
Во время десерта мы с Филиппом Александровичем поговорили о ранней весне, а в середине разговора о погоде, молчавшая почти всю трапезу, Варвара Георгиевна неожиданно спросила:
— Роман, во сколько за вами приедет водитель?
— Как только я ему позвоню, — ответил я на автомате.
— Роман никуда не торопится, — вступила в разговор Аня. — Я ещё должна показать ему свой зверинец.
С десертом и чаем мы расправились довольно быстро, на том трапеза и закончилась. Я поблагодарил Васильевых за обед, и мы с молодой графиней отправились смотреть зверинец.
— Ты на маму, пожалуйста, не обижайся, — сказала Аня, когда мы остались вдвоём. — Её иногда заносит на теме аристократических традиций. Она уже звонила в Кутузовскую академию и выясняла, есть ли там разделение студентов по происхождению. А потом долго возмущалась, что аристократы не обучаются отдельно от простолюдинов.
— Твоей маме надо было родиться эльфийкой, — заметил я, с горькой усмешкой.
— Тебе смешно, а мне не очень, — вздохнула Аня. — Она ещё не решила, отпустит ли меня в Кутузовку.
— Да уж, — сказал я. — Будет обидно, если ты не попадёшь в академию из-за предрассудков твоей мамы.
— Самое смешное, что в своё время она сама из-за таких предрассудков, чуть не пострадала. Мама из древнейшего рода орков, и её родители в своё время были категорически против её брака с папой. Он ведь хоть и граф и очень богат, но его род ещё двести лет назад почти никто не знал. И если бы дедушка Тимофей, мамин папа, не оказался на грани разорения из-за неудачных инвестиций, и семья папы ему бы не помогла, то вряд ли я родилась бы на этот свет.
За этим разговором мы дошли до зверинца, который располагался довольно далеко от дома. И надо сказать, зверинец меня тоже впечатлил: и размерами, и разнообразием его обитателей. По крайней мере, никогда раньше я не видел в домашних зверинцах обезьян.
Первым делом Аня повела меня к клетке с енотом. Пушистый зверёк сразу же нас заметил, встал на задние лапы и насторожился. Аня достала из сумочки яблоко, подошла к клетке и протянула фрукт сквозь прутья. Енот схватил яблоко, повертел в лапах, но есть не стал, а продолжил нас разглядывать. При этом он так забавно приоткрыл рот, что казалось, будто он улыбается.
— Это мой любимец, — сказала Аня, указав на енота. — Борис. Он очень умный. И уже старенький. Он один из первых обитателей нашего зверинца.
— Это не зверинец, — заметил я. — Это настоящий зоопарк.
— Я с детства любила животных. А папа любит меня, — ответила Аня и улыбнулась. — Поэтому он велел всю эту красоту для меня сделать.
— А в этой красоте есть какое-нибудь укромное место, где я могу свою красоту наконец-то обнять и поцеловать? — спросил я, взяв подругу за ладонь.
— Извини, но я не готова, — ответила Аня и высвободила руку.
В этот момент мне показалось, что умный старый енот Борис не улыбается, а смеётся надо мной.
— У нас много общего, — сказал я, придя в себя. — Я тоже был не готов к такому приёму.
— Прости. Но ты должен меня понять.
— Да понимаю, не дурак.
— Мне нужно время. Я уже не Агата. А ты не Роберт. Да, между нами был роман. Но тогда на нас не лежала такая ответственность. И мы…
— Ты помнишь, как боялась, что нас кто-нибудь попытается разлучить? — перебил я подругу, судя по всему, уже бывшую.
— Я всё помню: каждое слово, каждый взгляд, каждую ночь, проведённую вместе с тобой. И я никогда этого не забуду. Но я уже не Агата.
— Да понял я, что ты уже не Агата. Это заметно.
— И ещё я никогда не забуду, что ты меня спас. Я благодарна тебе за это. Моя семья тебе благодарна. Но мы не можем… — Аня замолчала, подбирая слова. — Не можем перешагивать через некоторые вещи. Ты ведь до сих пор не рассказал мне, кто ты такой, из какой семьи. Я ничего о тебе не знаю.
— Простолюдин я, Ваше Сиятельство, — усмехнувшись, сказал я.
— Прекрати! Не надо так со мной разговаривать!
— Да всё нормально, так и должно быть. Спасибо тебе Аня за Агату! И передай маме, что она может гордиться дочерью.
Я развернулся и направился к выходу из зверинца.
— Роман, постой! — донеслось мне сразу же в спину. — Ты куда пошёл?
— В народ, Ваше Сиятельство! — ответил я не разворачиваясь.
Я добрёл до главных ворот, покинул имение, прошёл по трассе пару километров и вызвал такси, чтобы поехать на вокзал. Милютину звонить не стал — не хотелось по дороге в Новгород высушивать его «подколки» на тему моих планов остаться у Васильевых до утра. На вокзале я купил билет и уже через полчаса сел в поезд.
В Новгород прибыл около семи вечера. В общежитие ехать не хотелось, гулять особо тоже, но всё же я решил пройтись по городу, чтобы хоть немного развеяться. Но особо развеяться не получилось — настроение было настолько скверным, что даже относительно тёплый весенний вечер не радовал.
Мне было тоскливо. Не плохо, не страшно, не больно, а именно тоскливо. Ужасно тоскливо. Пришло понимание, что у меня нет ничего, что было бы мне дорого: ни друзей, ни девушки, ни родных. Вообще ничего и никого. Самым близким человеком для меня был Милютин — и это было ненормально. И от этого осознания тоска лишь увеличивалась.
Надо было прийти в общежитие и выспаться. А утром просто отправиться на занятия и уйти с головой в учёбу. План был прост. Но это был план на завтра, а пока надо было как-то удержаться, чтобы окончательно не расклеиться.
До академии и общежития я добрался к началу девятого, зашёл в комнату и в одежде упал на кровать. Настроение было настолько плохим, что не хотелось даже раздеваться. Но я всё же поднялся с кровати, снял куртку, рубашку и начал расстёгивать ремень В этот момент в дверь постучали.
Я вздохнул, застегнул ремень, накинул на плечи рубашку и пошёл открывать. Когда распахивал дверь, даже и не задумывался о том, кто за ней может стоять — мне было всё равно.
А потом я не поверил своим глазам. На секунду мне даже показалось, что я просто уснул в одежде на кровати, и теперь мне снится сон.
