Розари кивком головы показала на сапожника, стоявшего на краю лагеря, в пределах видимости, стучавшего молотком и пытающегося справится с подошвой для сотен сапог, лежавших рядом кучей.
— Понял.
Они подошли к сапожнику, Дукан расстегнул рубаху, выпятил кошель на поясе и сделал совершенно непробиваемое и тупое лицо.
— Эй, дружище! Не посмотришь мой ботинок, что-то он натирает?
От наглости и удивления молоток замер в воздухе. Сапожника перекосило от злости.
— Ты что? Охренел?
Дукан развел руками, выпятил пузо и кошелёк, и дал понять, что не собирался уходить. Сапожник проскрежетал зубами.
— Закончу работу затемно, часов в десять вечера. За бутылку вина, буханку хлеба и колбасу, я, возможно, смогу посмотреть твой ботинок, приятель. Но только когда стемнеет и мне нужно будет идти спать, чтобы встать ещё до первых лучей солнца и продолжить работу. Меня на дереве повесят, если солдаты отправятся в бой босыми. Понял меня?
— Да понял, понял, не кипятись. А давай я тебе монет отсыплю, возьму у тебя пару твоих инструментов и сам его подремонтирую. Я сам рукастый и всё умею. Вон там в уголке постою. Идёт?
— Рукастый он, ха. Ну давай, попробуй. Только быстро. Сопрёшь что-нибудь — пеняй на себя. Руку отрубят как минимум.
Они отошли в сторонку, Дукан снял ботинки, размотал тряпки, с ног, прошёлся по уже нагретой травке, взял в руки клещи и вытащил из подошвы пару гвоздей, делая вид, что внимательно их осматривает. Розари ушла в тень постройки, накинула сверху плотный капюшон, чтоб не было видно вспышки и призвала часть доспеха.
— Ну. Что там? — Дукан для вида стукнул молотком по подошве и вернулся к внимательному и неторопливому изучению ботинка.
— Говорят о Избет. Ха. Тоже у них непопулярная особа. Ничего нового. Беспокоятся. Говорят, что призывает в армию и мужчин и женщин. Собирается вступить до начала лета. Смеются нервно. Говорят, что вряд ли тут что-то останется к тому времени. Выпили. Обсуждают.
— Ну?
— Темники выдвинули в эту сторону три ударных крыла, пока идут одно за другим, но они думают, что будут разделяться.
— Сколько их?
— Непонятно. Они говорят о тысячах и десятках тысяч. Скорее всего одно крыло в районе десяти тысяч. Грубят в подсчетах, рассчитывают на худшее. Спорят. Пока у них два варианта: три крыла полностью окружат крепость и окрестности и будут штурмовать, пока не падёт. Либо для этого хватит всего одного крыла, а остальные два нанесут удары дальше по стране.
— Куда?
— Спорят. Один говорит, что будут захватывать оставленные крепости. Третий считает, что сожгут все города на пути. Обсуждают возможности быстрого удара по Соласу. Говорят, что важных укреплённых пунктов, с которыми бы враг мог считаться по пути в Солас просто нет. Они последние.
— Что ещё?
— Обеспокоены. Говорят, что в ночных схватках с диверсантами и разведчиками уже несколько раз видели чудовищ. Скорее всего, они будут и при осаде крепости.
— Монодоны? Они знают о Дворце?
— Ничего такого не упоминали. Думаю, обсудили бы. Говорят, что крепость в любом случае переживёт первую атаку. А вот насчет длинной осады, они не уверены. Склады провианта заполнены не заполнены и на треть, хватит до зимы, но это если количество защитников будет планомерно сокращаться с каждым приступом. Глубокий колодец под крепостью вроде в порядке, но просят, чтобы чародеи проверили ещё раз, будет ли он давать воду и не осыпался ли. Обсуждают возможность его отравления, но уверены, что если организовать охрану, то даже предатели изнутри, если таковые найдутся, ничего не смогут сделать. Но боятся фокусов со стороны чёрной армии и бледных колдунов. Они непредсказуемы. Спорят.
— Понятно.
— Они. Хм. Они не обсуждают победу. Они уверены, что крепость падёт. Но они готовы стоять насмерть. Буквально. Их основная задача — задержать армию противника как можно дольше, нанести ей потери, желательно такие, чтобы она отказалась от похода на Солас и снова отступила зализывать раны.
— Хорошо... Хм. Всё завязывай. Пойдём отсюда, девочка. Час уже стоим. Несколько парней из стражи уже косятся на нас. Не надо вызывать лишних подозрений.
Дукан обулся, сложил инструменты на место, и положил рядом несколько монет. Розари кивнула, они отошли и встали у стены, подальше от глаз стражников, под защитой одинокого деревца. Под тяжёлым взглядом Дукана Кальдур отошёл подальше и дал им с Розари поговорить с глазу на глаз.
— Что будем делать, старик?
— Помнишь, девочка моя, я говорил тебе, что рано или поздно настанет время для открытой битвы.
— Помню.
— Так вот, похоже, оно настало.
— Хочешь, чтобы я сражалась за Твердь? — Розари криво улыбнулась и нахмурилась.
— Да.
— Разумно ли это? — её голос был абсолютно спокойным и отдавал льдом. — С залпом чёрных стрел я ничего не смогу сделать. Просто погибну.
— Нет, девочка. Не смей погибать. Я о другом.
— То, что мы делали раньше… удары в спину, убийства и разрушение важных звеньев цепи снабжения, командования и прочего… это работало. И может сработать очень хорошо, если мы доберёмся до Алазама. Просто отлично может сработать.
— Да. Ты права. Но нельзя упускать рыбу, которая сама выскочила к тебе в руки.
— Нельзя упускать возможность погибнуть напрасно?
— Нет. Нельзя упускать возможность сдвинуть махину, которая сейчас застряла, как та телега у входа. Раньше эта махина своим весом неизменно раскатывала армию зла. Будет неплохо помочь ей снова поехать. Я не прошу тебя рисковать жизнью. Просто когда настанет миг сражения — стань символом надежды в нём. А потом не умирай.
— Хочешь, чтобы я появилась в доспехах? Возглавила битву?
— Да. И нет. Просто явись, как луч надежды для этих людей. Они будут сражаться страшно, зная, что обречены, но не будут беречь себя для следующей битвы. Я хочу, чтобы они сражались хотя с щепоткой надежды внутри. Так уж вышло, что мы может дать им это.
Розари задумалась, отошла к дереву и несколько раз пнула его носком ботинка.
— А ты? Что будешь делать ты, старик? — спросила она.
— Я уже немолод, да и моя жизнь не так важна. Встану рядом с ними. Буду орудовать мечом и луком так, как умею. Потому что у нас не будет никакого другого способа уйти из этой крепости, кроме как победить.
— Даже если мы станем сражаться, то я не вижу причин оставаться в этой ловушке, если дела пойдут плохо. Я могу открыть портал в хижину на болоте, старик, я не настолько слаба. На счет Кальдура и жрички я ещё подумаю, но тебя переносу точно.
— Перенесёшь, — Дукан вздохнул и улыбнулся ей грустно. — Только я никуда пойду. Пока мы не выиграем эту битву. Нам всем… всем этим людям и всём кто далеко отсюда, в Соласе, очень нужно поверить… Им нужна одна маленькая победа…
— Мы можем дать им эту победу по-тихому дойдя до горы и срезав голову Алазаму. Мы готовились к чему-то такому, старик. Ты меня готовил.
— Лучше синица в руках, чем журавль в небе.
Розари усмехнулась и снова несколько раз пнула дерево. Дукан подозвал Кальдура, слышавшего лишь обрывки их разговора.
— А от меня-то вы чего хотите? — опередил его Кальдуру.
— Просто спросить как ты, — спокойно ответил Дукан.
— Отвратительно. Но мне уже не хочется крови, если ты об этом. Мне хочется, чтобы меня оставили в покое и не трогали лишний раз. Перспектива бойни в узком пространстве меня мало прельщает. Я согласен с Розари. Глупо будет остаться тут, под ударом темников.
Дукан хотел ему ответить, но Розари остановила его жестом руки.
— Собираются выходить. Будут объявлять народу. Заканчивай спектакль, старик, — Розари отошла за дерево, снова закуталась в капюшон и убрала доспех.
Стражники устремились от командирского шатра лёгким бегом, побрякивая кольчугами и крича об общем сборе в центре крепости, у внутренней укреплённой дозорной башни. Дукан дёрнул за собой Кальдура, и троица поспешила туда же, заняла место на отшибе, чтобы наблюдать и слышать, что будет дальше.
