— Да не Штык это писал, а уйбуй Сосиска Гнилич, — презрительно протянул Иголка. — Они вчера в «Средстве от перхоти» всей десяткой письмо сочиняли. Сосиска даже руки всех вымыть заставил, чтобы не напачкал никто.
— И правильно заставил. — Кувалда полюбовался на разноцветное прошение еще несколько секунд, положил его на стол и осведомился: — О чем письмо?
— Машину просит, — доложил Полено. — Новую.
— Что за фигня? — не понял великий фюрер, ожидавший традиционной просьбы денег, виски или повесить старого недруга. — Какую еще машину?
— Ездящую, — уточнил боец. И, взяв в руки письмо, процитировал: — «Бедственное наше положение, о Великий Кумир Нации, категорически позорит меня, как верного соратника замечательного уйбуя Чемодана Гнилича, храбро сражавшегося во имя нашей Великой Семьи и лично тебя, Великого Кумира…»
— Ну, файте ему какую-нибуфь, — щедро распорядился фюрер, которому очень понравилось место про «Великого Кумира». — Пусть катается Сосиска, раз он сражался храбро.
— Он какую-нибудь не хочет, — сообщил Полено. — Он крутую тачку хочет.
— Крутую?
— «Модельку, я думаю, надо вот этого года или следующего, потому что на старье всяком западло ездить такому крутому уйбую, как я. И еще надо, чтобы все внутри кожей было сделано, только не крокодиловой, а какой мягче, с начесом, наверное, и цвета светлого, патамушта девки любят. Еще чтобы все сиденья массировать умели, потому что я трижды ранетый в боях за светлое будущее нашей Великой Семьи и надо расслабляться И еще чтобы машина снаружи вся из брони была, а внутри не только из кожи, но еще из дерева африканского, мне говорили, это круто, ну, ты понимаешь, Великий Кумир. И еще чтобы везде были DVD, потому что я люблю твои речи по три раза в день слушать, и еще Интернет тоже надо, чтобы я не пропустил твоих мудрых приказов каких-нибудь. И еще, чтобы тама холодильник был, потому что вискарь теплый — ваще не вискарь, а синюю штучку на крышу я сам прикручу, я знаю, где ее взять, а если хочешь, то и тебе тоже добуду…»
— Муфрых моих приказов не пропустить, это зачет, — проворчал Кувалда. — Правильный уйбуй фолжен всегфа быть на связи, потому что это по-современному и ваще мофернизационно.
Иголка, внимательно ожидавший реакции фюрера, удивленно крякнул, вызвав резонный вопрос фюрера:
— Чего не нравится?
— Модернизация, мля, это когда раньше на дело с кистенями ходили, а потом с пулеметами. И еще все ходили, никто не отлынивал, — храбро заметил Иголка. — А когда ты бабло в общак сваливаешь, а потом Чемодан и его колбаски с общака кормятся, это не модернизация, а хрень полная.
— Я тебе, фубина, про Интернет…
— А я про то, что за бронированными стеклами творится. — Боец мотнул головой на ближайшее окно. — DVD ему, мля, с массажером и холодильником!
— И деревом африканским, — поддакнул Контейнер.
— Ранетому, мля, — добавил Полено. — Я тоже много ранетый, но тачку крутую не требую.
Неудовольствие преданных бойцов заставило одноглазого опомниться:
— Это, конечно, слишком — дерево тама, туфа-сюфа, и ваще. Бреф, мля! Пусть Сарфелька сам себе на новую тачку награбит!
— Сосиска, — поправил фюрера Полено.
— Тем более! Пусть грабит, мля! Пусть покажет, что он не сарфелька.
— Вот он и грабит, — заметил ехидный Иголка.
— Кого?
— Того, кто не сопротивляется, мля. — Боец дерзко посмотрел на одноглазого. — Тама, на улицах, полиция человская тусит, да и сами челы не промах, многие при оружии ходят, пальнуть в ответ могут, вот Сосиска и решил, что тебя грабить проще.
— Ты не заговаривайся, мля.
— А я чо? Я, в натуре, верный, потому как мне податься больше некуда. — В последнее время Иголка частенько бравировал этим обстоятельством, заставляя фюрера слушать горькую правду. — Ты Чемодану тачку крутую подарил, которую он у тебя требовал?
— Не требовал, а просил, — поправил телохранителя Кувалда. — Униженно.
— Ага, конечно, — кивнул Иголка. — Тока тачку за двести штук униженно не просят. Ты ее подарил?
— Ну? — сдался одноглазый.
— А почему Сосиске нельзя, раз ты из казны семейной баблом фонтанируешь, как челы нефтью? Фигли Сосиска волосатый, что ли?
— Пасть захлопни, — посоветовал Кувалда. — А то я тебя, с твоей верностью, мля, по уши в асфальт закатаю.
— А что изменится?
— Офна макушка от тебя останется, вот что, мля!
— А для тебя чо изменится?
— А чо фолжно?
— Вот именно: ни хрена не изменится. Как из тебя Чемодан и его Гниличи бабло тянули, так и будут. Пока ты им не надоешь.
— Пасть захлопни!
Но Иголку понесло. Длинный его язык, плюс природная нелюбовь к Гниличам, заставили бойца напрочь позабыть об осторожности и рубить правду-матку в лицо лидеру:
— Почему Сосиска сам на крутую тачку не награбит? Потому что не хочет, мля! Хочет, чтобы ты его кормил!
— Вот именно, — встрял Контейнер.
— У всех бывают неуфачные фни, — неожиданно мирно произнес Кувалда.
— Чемодан уже давно в общак ничего не платит, — торопливо наябедничал Полено. — Гниличи ему добычу сносят, а тебе он говорит, что у него нет ничего. И еще просит, потому что ты даешь.
— Шлюхи фают, — отрезал Кувалда.
Подданные благоразумно промолчали.
— А Чемофан верный, — сообщил после паузы фюрер.
— Верные бабло тебе несут, а этот тянет только, — заметил Иголка.
— А помнишь, как фва месяца назаф Гниличи возбухнули? Помнишь? Кто тогфа Гниличей своих вешал, а? Чемофан и вешал.
Та междоусобица потрепала фюреру нервы. Началось все с сущей ерунды: в «Средстве от перхоти» повздорили две десятки Гниличей. Уйбуй Четверка, личность темная, и одноглазому никогда не нравившаяся, сцепился с уйбуем Сосиской, верным сторонником Чемодана. Слово за слово, выстрел за выстрелом, за каждым из Гниличей встали приятели, и той же ночью во дворе Южного Форта началась форменная война, смысл которой от удивленного Кувалды ускользнул. Бравый Чемодан спешно сообщил Национальному Лидеру о раскрытии кровавого мятежа и лично принял участие в его подавлении, заслужив горячую признательность одноглазого. Однако впоследствии въедливый Иголка не раз намекал, что выглядел бунт весьма подозрительно.
— Чемодан вешал только тех, кто против него бубнил, — выдал свою версию неугомонный боец. — И ваще неясно, было ли тама что супротив тебя или же он просто среди Гниличей первым делался, а Четверка ему мешал.
— У Гниличей, но не в семье.
— А тебе, твое высокопревосходительство, надо, чтобы среди Гниличей первый был?
Кувалда скривился. Но с ответом не нашелся, потому как чрезмерное возвышение какого-либо уйбуя грозило великому фюреру неприятностями, и тут Иголка был прав.
