Претензии свои Даша не высказала, не дура, но многозначительную паузу выдержала, и сообразивший, что к чему, клиент понял, что нужно себя идентифицировать:
— Насчет Гренландии.
Что же их всех на снег потянуло? Впрочем, ничего удивительного, учитывая нынешнюю погоду.
— Круиз вокруг Гренландии, — уточнил клиент.
— Не совсем вокруг — вдоль.
— Да, я помню. Меня все устраивает, нужно встретиться.
— Надеюсь, ваша жена в курсе?
— Что?
— Извините, — опомнилась Даша. — Это я не вам. В какое время вы хотите подъехать?
* * *
Южный Форт, штаб-квартира семьи Красные Шапки.
Москва, Бутово, 7 июня, вторник, 11:46
— Наполовину?
— Да.
— Ты спятил?
— Нет!
— Мля, хреновину несешь! — Единственный глаз Кувалды Шибзича, великого фюрера Красных Шапок, яростно вытаращился на провинившегося бойца.
Как большинство дикарей, Кувалда не отличался ростом, лицом отчаянно смахивал на гладко выбритую обезьяну — волосы на Шапках почти не росли, — и предпочитал одежду из черной кожи. Высокий статус одноглазого подчеркивало качество этой самой кожи — Кувалда заказывал одежду у шасов, «крокодиловатый» пояс с бляшками и расшитой кобурой, а также медальон на толстой золотой цепи, который великий фюрер стал носить несколько месяцев назад. Массивный медальон — на лицевой его стороне был выгравирован щит с мечом, а на оборотной — штопор, Кувалде продал Урбек Кумар, главный в Тайном Городе скупщик краденого. Продал втридорога, поскольку одноглазый мгновенно признал в странной цацке величественный символ, и с тех пор медальон застрял на фюрерской груди.
— Фикую хреновину несешь, мля! — Кувалда совсем не произносил «д» — свойственная Шибзичам шепелявость была выражена у него необычайно сильно, однако придворные лизоблюды утверждали, что милый дефект лишь подчеркивает крутизну семейного лидера. — Не могла казна вполовину уменьшиться. Это бреф и префательство!
— В натуре, нет, — растерялся Полено, которому не хотелось прослыть ни сумасшедшим, ни бунтовщиком. — Я ничего такого не понимаю.
— Почему так мало осталось?
— Чего мало?
— Фенег, фубина! Откуфа их так мало?!
Ответа на этот вопрос у несчастного Полено не нашлось.
Как, впрочем, и во всех предыдущих случаях.
Раз в месяц доверенный уйбуй великого фюрера получал в Денежной Башне запечатанный конверт с финансовым отчетом о состоянии семейной казны и привозил его в Южный Форт — компьютерной связи семейный лидер не доверял. Затем Кувалда старательно изучал финальный лист документа — на процедуру уходило от десяти до пятнадцати минут, а после на Полено обрушивался длиннющий поток оскорблений и ругательств — одноглазый лидер никогда не оставался доволен увиденным.
— Откуфа такие расхофы?
— Четыре раза «Средство от перхоти» ремонтировали за семейный счет, — пробубнил Полено, с трудом припоминая главные траты. — Один раз капитально.
— Это еще почему?
— Буянят, — пожал плечами Полено, удивляясь про себя недогадливости великого фюрера.
— А почему раньше не буянили?
— Потому что раньше их Копыто вешал, — подал голос сидящий в углу Иголка. — Кто сильно буянил, того вешал, а кто тихо буянил, того заставлял за ремонт платить.
А напарник говорливого бойца, плечистый Контейнер, веско поддакнул:
— Угу.
И ухмыльнулся криво.
— Заткнитесь!
— Слушаемся, твое высокопревосходительство! — браво отозвались телохранители, однако фюреру послышалось в слаженном ответе какое-то ехидство.
— Языки у вас флинные.
— Виноваты, твое высокопревосходительство!
А не улавливающий скрытых смыслов Полено шумно почесал голову.
Копыто, бывший уйбуй Иголки и Контейнера, ухитрился крепко разозлить Кувалду, забыв поделиться с вождем добычей, и несколько месяцев пребывал в ссылке, скрываясь от обещанной петли то ли в Англии, то ли вообще неизвестно где. Пару дней назад Копыто набрался храбрости вернуться в Тайный Город и даже попросил об аудиенции, но давать ее или нет, одноглазый еще не решил. С одной стороны, лидер все еще жаждал поквитаться с дружбаном за крысятничество. С другой… С другой стороны, Кувалда все чаще и чаще признавался себе, что недооценивал верного уйбуя, обладавшего сверхъестественным нюхом на всяческую измену и потрясающей способностью с этой самой изменой управляться. Порядка при Копыто было гораздо больше, и участившиеся побоища в «Средстве от перхоти» наглядно это демонстрировали.
Что же касается Иголки и Контейнера, двух ближайших приятелей Копыто, то после изгнания уйбуя Кувалда назначил их своими телохранителями. И поступок этот только на первый взгляд казался странным: оставшиеся без десятки бойцы не протянули бы в Форте и двух дней — врагов у них было предостаточно, и теперь цепными псами защищали гарантирующего им жизнь фюрера.
— В общем, фенег в казне с гулькин нос, а фохофы пафают ежесекунфно.
— Кризис, мля, — пожал плечами Иголка. — Везде плохо.
— А мне пофиг, что везфе, мне важно, что у нас.
— А у нас народ буянит. — Полено, сообразив, что гроза миновала, слегка осмелел. — Совсем не думает, что кругом кризис. Народ, он такой.
— Фругого у нас нет, — строго заметил Кувалда.
— Да уж, великим фюрером тебя больше никто не сделает, — хихикнул Иголка.
— Что?!
— Выразил тебе согласие, твое высокопревосходительство.
И опять — ехидство.
Иголка славился въедливым характером, даже Копыто, случалось, доводил до белого каления, а не вешали его по той причине, что боец частенько выдавал правильные мысли, нужные в тот самый момент, когда они выдавались. А поскольку с мыслями у Красных Шапок было не то чтобы хорошо, то есть — совсем плохо, Иголку приходилось терпеть. Но иногда осаживать.
— Распустился, мля?
— Да где уж мне?
— В моем кабинете!
— О! — Боец огляделся, словно видел помещение первый раз в жизни. — То-то я думаю: место знакомое…
— Прифурок! — Кувалда сплюнул, перевел взгляд на разбросанные по столу бумаги и с удивлением обнаружил чистый — ни отпечатков, ни пятен от пролитого виски — лист. Текст написан разноцветными фломастерами, заглавные буквы неумело украшены похожими на закорючки вензелями, и этот факт тоже не остался без внимания. — Вижу, с уважением составлено, мля. — Одноглазый взял письмо в руки и вслух прочитал выведенную красным «шапку»: — «Его Величайшему и Высочайшему Высокопревосхофительству, Вожфю и Неизменному Кумиру Красношапочной Великой Нации, Героическому Побефителю Всех и Всесемейному Лиферу, Великому Фюреру Кувалфе»… — Ширина довольной ухмылки одноглазого могла бы посоперничать с шириной раскинувшегося моря. — Учитесь, пофонки, правильному обращению, мля. — Великий фюрер потряс листом: — Сразу вифно, что прошение писал боец правильный, все ваще понимающий, оплот, мля, нашей великой семьи. Нафежный штык и тыл.
