Талита взглянула в его глаза, столь же прозрачные, как фамильные сапфиры, и вздрогнула.
— Где бы вы ни оказались, все вокруг становятся вашими подданными. Вспомните хотя бы убогого фонарщика, которого вы только что зачаровали до конца его дней. Он будет рассказывать внукам, как вы однажды чудесным образом помогли ему зажечь фонарь. И потом, разве я когда-нибудь говорила, что мне нужны развалины Авенора?
Лизаэр молча отвел завиток волос у ее виска, потом молча и сосредоточенно стал извлекать дорогие шпильки, на которых держалась прическа Талиты. Караульные возле сторожки позабыли про игру и, разинув рты, глядели, как струятся по плечам рыжие, с золотистым отливом, волосы и как нетерпеливо перебирают их пальцы, поблескивая голубыми огоньками перстней. Лизаэр прижался губами к виску Талиты и прошептал:
— Знаю, ваш брат подарил бы мне одно из ваших родовых имений, но я не могу принять такой подарок.
Губы Лизаэра двигались дальше, беспрестанно целуя ее щеку.
— Ведь я претендую на другой подарок — руку его единственной и неповторимой сестры.
Шепча эти слова, Лизаэр добрался до ее уст. Талита приготовилась ответить на его поцелуй, но принц еще не все сказал.
— Я лишу Итарру ее главного сокровища. Ваша рука — вот истинная драгоценность, необходимая для возрождения Авенора. Даю вам слово наследного принца: ваша красота и наши дети станут королевскими реликвиями Тайсана. Добавлю, наиболее почитаемыми реликвиями.
Настало мгновение, о котором Лизаэр давно мечтал: он безраздельно наслаждался Талитой.
Внизу ошалелые караульные захлопали в ладоши и неуклюже прокричали приветствие. Лизаэр слегка кивнул им, затем прикрыл лицо возлюбленной от их любопытных взглядов.
Талита растаяла в его объятиях; каждая частица ее тела была готова покориться его желанию. Увы, только ее сердце оставалось холодным, и голос трезвого женского чутья подсказывал ей, что грядущее замужество поглотит и в конце концов погубит ее. Нет, Талита не была беспечным мотыльком, но сейчас и она неотвратимо летела прямо на обжигающий огонь.
Человек, которого она обнимала, был совсем из другого, куда более высокого круга. Конечно, знатная горожанка стояла ниже наследного принца, но дело было не" только в его происхождении. Лизаэр не принадлежал себе; он превратился… в безотказное орудие всех тех, кто нуждался в его защите. Недаром его называли спасителем. Врожденный дар связал Лизаэра иными узами, и они были крепче уз любви. Руки, что нежно ласкали ее и совсем недавно играючи зажгли упрямый фонарь, умели метать испепеляющие молнии. Эти руки оборвали владычество Деш-Тира; эти руки спасли Итарру, не позволив теням Аритона Фаленского превратить город в одну сплошную бойню. Лизаэр не мог принадлежать только ей. Он принадлежал городу, армии и прежде всего — своей главной цели.
Счастье Талиты не было безоблачным. Оно скорее было бесстыдным, возвышающим и в то же время порабощающим. Усилием воли она подавила подступившие слезы. Если Лизаэр сумеет возродить Авенор, чем станет этот город, как не новым плацдармом для создания еще более могущественной армии и дальнейших походов против Аритона? Талита прекрасно сознавала свою дальнейшую судьбу и все сильнее ненавидела ее. Лизаэр Илессидский не успокоится до тех пор, пока не выследит и не казнит Повелителя Теней. Только после этого он всецело будет принадлежать ей… Если будет.
Оправдания по разным поводам
Предельно изможденная очередным совместным ясновидением, Первая колдунья срывающимся голосом докладывает Главной колдунье Кориатанского ордена:
— Мы прошлись по ветвям магической силы во всех пяти королевствах. Мы проверили все щели, в которых прячутся остатки ратанских кланов. Пять лет подряд мы неутомимо подбрасываем наши ловчие амулеты и строим иные магические ловушки везде, где только возможно: на больших и малых дорогах, в тавернах и на постоялых дворах. Если бы Повелитель Теней погиб или исчез с лица Этеры, он должен был бы оставить хоть какой-то след! Но мы не обнаружили ничего! Никаких следов…
Далеко на востоке, в городе, омываемом водами Эльтаирского залива, ремесленник, вспотев от волнения и желания угодить, стоит перед чиновником, на черном одеянии которого вышит золотой лев — символ власти главы этого города. Ремесленник испуганно лепечет:
— Господин, даю вам слово чести, что я скорейшим образом исправлю все ошибки, на которые вы изволили указать. Не пройдет и двух недель, как лепнина для супруги нашего обожаемого мэра будет заново отлита и доставлена в город…
В пору, когда осенние дни становятся все короче, а ели на горных склонах все сильнее скрипят под напором холодных ветров, Дакар, прозванный Безумным Пророком, безуспешно пытается добыть хоть какую-нибудь лошадь, чтобы продолжить свои странствия. Еще весной ему было приказано разыскать человека, за которым охотятся по всей Этере, и стать его защитником. Выданные ему деньги Дакар давным-давно потратил на выпивку и ласки продажных женщин. Теперь самое время вспомнить о невыполненном приказе…
Ученик менестреля
Дакар, прозванный Безумным Пророком, открыл глаза. Первым, что он увидел, было запотевшее стекло в окне грязной захолустной таверны. По ее крыше хлестал дождь вперемешку со снегом. Дакару почудилось, что на него уже капает с закопченных потолочных балок. После потолка его внимание переместилось на пол. Щеке Дакара было весьма неуютно упираться в шершавую, неструганую доску, покрытую застарелой грязью и липкую от пролитого эля. Во рту ощущалась какая-то склизкая гадость, словно он наелся улиток. Боль в спине подсказывала, что он заснул за столом и незаметно сполз на пол. Словом, Дакар пребывал в хорошо знакомом ему состоянии расплаты за излишества, когда любое неверное движение грозило обернуться нестерпимой болью. Так оно и случилось. Безумный Пророк поморщился и застонал.
Увы, рядом не нашлось женщины, дабы облегчить его послепитейные страдания. Мало того, легкий гул, стоявший в зале, отзывался в голове Дакара вспышками нестерпимой боли. Он опять закрыл глаза, приложил холодные ладони к вискам и дернулся всем телом. Ступни ног тоже окоченели — следствие ночного путешествия по дорожным лужам. Чулки все еще были мокрыми, а оба сапога куда-то исчезли.
Безумный Пророк тихо стонал от жалости к себе. Потом с осторожностью попытался оторвать голову от пола и выпрямиться. Окружающий мир виделся ему нагромождением размытых пятен. Ничего удивительного: Дакар родился близоруким. Асандир утверждал, что передал ему достаточно знаний, позволяющих справиться с этим недостатком, равно как и снять муки похмелья, однако сам Дакар был не согласен с учителем. К тому же исправление телесных недостатков требовало трезвой головы и ясного сознания, а сейчас Безумный Пророк меньше всего хотел быть трезвым. Наоборот, он жаждал добавить еще кружечку эля и потому стал шарить по своим просторным карманам в поисках завалявшейся монеты.
