— Горыня! — взвизгнула Маша от восторга и бросилась к дракону.
— Всё! Сейчас сожрёт! — сказал один из верзил и бухнулся в траву.
— Скушает, скушает! — подтвердила Маша, обнимая длинную шею своего недавнего питомца.
— Мрррр! Мррр! Конечно! Конечно! — мурлыкала кошка и терлась о кошмарную когтистую драконью лапу.
— Ну, что разлеглись-то! — опомнился Смелянский. — Стреляйте же!
Но наёмники его не послушались. Пока Маша целовала морщинистую морду Горыни, а дракон вылизывал её длинным раздвоенным языком, молодчики — как-то так, боком-боком — убрались с поляны, оставив Смелянского в гордом одиночестве.
— Клянусь, — сказал Горыня, — что если ты хоть пальцем тронешь эту прекрасную госпожу, то умрёшь мучительной смертью. Я откушу тебе сначала ноги, потом руки, и скажу, что так и было́. Теперь ты всё понял? Ну, проваливай, пока цел!
Не веря ещё в такой исход, Смелянский тупо переводил взгляд то на Машу, то на кошку, то на ящера.
— Придётся ему-таки красного петуха пустить, — сказала кошка.
— Ой, придётся! — согласилась девочка.
— Гы! — обрадовался дракон и разинул пасть.
Но Смелянский, придерживая мокрые брюки, уже плёлся прочь, не разбирая пути-дороги.
— Эй, не туда! — окликнула Маша. — Ну, он же в самую чащу идет! — пояснила она дракону.
— Вот и пусть топает! — отозвалась Аська, вылизывая ушибленный бок. — Может, хоть там его дикие звери разорвут…
— У нас тут нет диких зверей, — молвил дракон, приблизив морду к Машиному лицу и, глянув в ещё не просохшие от слёз девичьи глаза, добавил. — Это у вас, там, за пределом, дикие … встречаются. Вы зря перебили своих драконов, теперь некому заступиться за добрых людей.
— А ты! Разве ты, Горыня, не можешь? — возразила девочка.
— Мой квест в стране людей окончен, милая госпожа! — был ей ответ. — Большим драконам нет места среди людей, а маленьким людям — среди нас. Я возвращаюсь к своему племени, меня ждёт моя стая.
— Значит, мы никогда больше не увидимся!? — спросила Маша, и голос её задрожал.
— Когда люди подрастают, они перестают верить в сказки, — может прошипел, а, может, прошептал Горыня. — Пройдет много лет, и эта история будет вспоминаться тебе, как прочитанный на ночь рассказ. Прости, мне больше нет хода в твою страну. И тебе надо возвращаться — тебя там тоже кто-то ждёт… Прощай! — он на мгновение сомкнул гигантские перепончатые крылья, окутав ими и девочку и кошку, а потом, расправив их, рванулся вверх.
И хоть крылья эти были под стать парусам, Горыня ухитрился не задеть ни единой ветки, Маша так и не смогла понять, почему.
— Прощай! Счастливый путь!
Девочка ещё долго стояла и смотрела ввысь. Лес, такой привычный, такой молоденький, нехотя ронял на неё первые осенние листья…
Потом Маша взяла кошку на руки и потихоньку зашагала домой. Та довольно мурлыкнула и прильнула усатой мордой к груди маленького человека, в которой билось, как птица, такое горячее, ещё горячее сердце ребёнка.
— Он сказал правду, он больше не вернётся, — подумала девочка.
— Урррр, — сказала Аська сквозь дремоту, растянув кошачью улыбку от уха до уха.
2001
Солнце, Воздух и Вода
(дружеская пародия на Василия Купцова)
Солнце, Воздух и Вода (2000)
О том, как опрометчиво давать своей фирме имена древних богов, да стариков обижать.
Сигарета, названная в честь английских герцогов, тихо дымила.
Клиент надоел до смерти, но Илья терпеливо поддакивал старикашке, внушая от фразы к фразе мысль о неизбежности переезда.
— Побойся бога, сынок! Я ж в Москве, почитай, осьмой десяток доживаю. Куды ж мне теперь? Дал бы помереть спокойно, а там…
— Отец! Ну, что ты заладил. Москва, да Москва. Темень, вонь, грязь, теснота… А будет у тебя отдельная квартира.
— В тесноте, сынок, да не в обиде, — прошамкал старик и смахнул слезу.
— Ну, батя. Ты чё? Мы ж свои, русские люди. Договоримся. Кури! — он протянул своё «Мальборо».
— Это я от ветра, — поправился дед и вытащил «Памир», разломил сигаретку, раскрошив содержимое дрожащими пальцами — вторую половинку сунул обратно.
— А там солнце тебе, понимаешь! Воздух там! Вода, понимаешь ли… А, бать? Водохранилище там огромадное. Квартирку на первом этаже справили, чтоб значит не подыматься высоко. Ты ж с коммуналки-то полдня спускаешься, а потом ещё полдня карабкаешься на свой восьмой.
— Заботишься, выходит, — горько молвил старик.
На столе загудел телефон.
— Погодь, отец! — Илья потянулся к аппарату обратно через стол… — Риэлтерская компания «Велес». Слушаю вас!
— Биб-биб-биб, — раздалось в ответ.
Илья глянул на часы, там высветилось пятнадцать:
— Чтоб их шут разэдакий взял! Техника на грани фантастики! Так, на чём это мы остановились, — он затянулся сигаретой, пустил вниз дым, погонял его рукой. — И соседи согласные — им квартиры не лучше твоей… то есть, не хуже твоей дали. А ты говоришь — «не в обиде». Всё поровну. Всё справедливо.
В кармане затренькал сотовый. Илья похлопал клиента по морщинистой в синих прожилках руке, мол, всё образуется. Тот неловко отвёл ладонь и сунул в китель, на котором позвякивали ордена.
Сотовый тренькал. Илья поднялся, отошёл в угол и взялся за трубку.
— Да, почти Ленинский проспект! Конечно, престижный! О чем рэч, дарагой! Сто десять квадратных — общая площадь, кухня — семнадцать метров… всё, как обещали, будет евроремонт. А, что? … Ну, полторы-две штуки баксов… А всех уже выселили, один-то и остался. Нет! Всё будет в ажуре!
Илья круто развернулся к деду, он шёл, чуть ли не приплясывая.
— Ладно! Хочешь ты, али не хочешь — мы тебя выселим. Добром не хош — так будет поплохому. Последний раз предлагаю…
— Старуха у меня. Тяжко ей будет на Даниловское-то ездить к сыночку, за могилкой ухаживать. До одной Москвы цельный час в поезде, а ещё по городу.
— Машины, конечно, не дадим. Вот цветной телевизор — это да, — ухмыльнулся Илья, выпроваживая клиента
— Старуха у меня, шут тебя забери… — обернулся тот на пороге, и гордость последний раз вспыхнула в очах ветерана, вспыхнула и погасла, — А, все вы одним миром мазаны! — и махнул рукой напоследок.
— А у меня, дед, большие деньги стынут, — возразил Илья, — Короче, думай — не думай, а завтра поможем тебе переехать. Не забудь свечку Николе Чудотворцу поставить — авось, поможет! — добавил он, злорадно усмехаясь.
— Только и остаётся, — едва различимо прошептал старик.