— Мам, почему!?
— Потому что нервы не резиновые, с этими новыми русскими лучше не связываться, — последовал ответ, из которого девочка поняла лишь то, что уехать всё-таки придётся.
— И Горыню возьмём?
— Куда же без него, хоть и змея, а тоже живая, и не ядовитая, — ответила мать.
— Не змея, он! Горыня — дракон, только крохотный! — обиделась Маша, и дракошка сидел у неё на плече, нахохлившись.
— Из-за такого крохотного у нас могут быть очень большие неприятности, а нам их не надо, — рассудила мать и ушла готовить обед.
— Я тебя в обиду не дам! — поклялась Маша и погладила Горыню по головке.
— Я тебя — тоже! — сказал дракон.
Но уехать им не пришлось, на следующий день примчался папа, встревоженный телефонным звонком.
— Вы практичный человек, — говорили ему, — тридцать пять лет уже на государство барабаните. И что нажили — каждый рубль на счету. А тут — плёвое дело… Всего-то продайте зверюгу, получите столько, сколько за год не наработаете.
— Я бы непременно продал, — отвечал папа, — сейчас бы продал, не задумываясь. А вот, когда был ребенком — ни за какие коврижки. Маша — ещё девочка, и это её друг. А доллары — не самое главное даже при такой поганой жизни.
— Ну, смотри, отец, как бы твоя девочка в бабу не превратилась, — зло прошипели в трубке.
— Может, выпустить дракона на свободу? — предложила мама, услыхав такие вести.
— А кто его держит? — возразил папа. — Он всегда может улететь.
— Тебе кто дороже, дочка или змей зелёный?
— Оставь, мать! Сама понимаешь, что и так нехорошо, и эдак. Я вас, собственно, забрать приехал…
— Но ты же знаешь, что если этим… Ну, им что-то в голову взбредет, блажь какая — покоя не будет. Всю душу вымотают, злыдни… Вот ведь, редкость, дракон! Тьфу! — сказала мама.
— Может и надо отдать диковину, но не им, — он почесал в затылке, — Учёным отдать, али в зоопарк какой. Там и сохранее будет, а Маша может навещать, — придумал отец.
— Тогда поговори с дочкой, у тебя лучше получается… А у меня давление.
— Говори, не говори, но с Горыней нам придётся расстаться, — заключил папа.
* * *
До Москвы добрались без приключений. Пока тряслись в электричке, Маша держала картонную коробку на коленях. Дракошка сидел тихо, даже не пискнул за всю дорогу ни разу. Только когда уже поднимались по лестнице, перед самой квартирой Маша едва не выронила драгоценную ношу.
— Вот и умница, девочка. А в зоосаде его никто не тронет! — обнадёжила мама и пошла варить обед.
— Эт точно, — подтвердил отец и устроился за газетой на кухне, попыхивая неизменной трубкой.
— Мам, я Аську выведу на улицу!?
— А обедать?
— Я мигом. Я успею.
— Ну, ступай. Да где ж это видано, чтобы кошку, как собачонку выгуливали? — недовольно ответила мать.
— А может, у неё котятки будут! — парировала дочь и выскользнула за дверь, прихватив ненароком коробку из-под торта.
— Переживает, — заметил отец.
— Угу, понесла-таки своего Горыню выпускать, — ответила ему жена.
…Помогая себе рукой, девочка взобралась вверх по косогору, над которым зачинался предлесок. Кошка терпеливо карабкалась следом
Вот и её тропа, заветная тропа к той единственной поляне, где никто не посмеет тронуть малыша. Никто и никогда — она это знала наверняка, и это знала только она!
— Выпусти! — пропищал Горыня, — Душно тут у вас!
— Сейчас, сейчас, маленький! Только в лес поглубже зайдем, — успокоила Маша питомца.
— Ээй! Девочка! Постой! Разговор есть! — окликнули её.
Маша обернулась. Скорыми шагами её нагоняли двое спортивного вида… Нет, их было трое. И третьим за спинами своих жлобов шагал красный и потный Смелянский.
— Потерпи, Горыня! — взвизгнула она, и стремглав бросилась вперед по тропе. Кошка припустила за ней. Девочка оглянулась.
Мужчины не отставали.
— Догоните девку! — хрипел им в спины Смелянский, лишь он остался далеко позади.
Кубарем скатившись в овраг, Маша перепрыгнула через ручей, по-прежнему звонящий и беспечный. Аська ловко перебежала по камушкам.
— Ты куда, дура! Всё равно не уйдёшь! — крикнул сверху Смелянский.
Преследователи слегка притормозили у водной преграды, один пошёл вброд, измерив глубину по щиколотку, второй, помаявшись, вскоре последовал его примеру, попортив костюмчик.
Этот берег стелился, плавно переходя в таинственную поляну, поросшую по кочкам густой, ещё не блёклой травой типа осоки.
— Тут сухо, Ась, не бойся!
Кошка подозрительно осматривала место, такое знакомое и незнакомое.
Девочка положила коробку на землю.
— Вот она!!
Враги были уже совсем близко.
— Улетай, спасайся! — крикнула Маша, рванув ленточку на себя.
Дракошка выпорхнул на свет, на мгновение завис в воздухе и рванулся ввысь, проскользнув меж схлопнувшихся ладоней одного из подручных Смелянского. Второй ухватил Машу за плечо, она не сопротивлялась, а сквозь слёзы смотрела вслед Горыне, который едва различимым мерцающим комочком уносился к кронам могучих, совсем нездешних сосен.
Вскоре на поляну выбрался и Смелянский. По обескураженным лицам телохранителей он живо понял, что добыча улизнула.
— А зря по-хорошему не захотела, — ухмыльнулся он и кивнул своему наймиту, чей тяжёлый квадратный подбородок навис над Машей Дамокловым мечом.
— Какая ты беленькая! — пробасил громила и потянул с неё одежды.
— Укушу! — издав боевой вопль, кошка бросилась на человека, вцепившись ему в лодыжку всеми когтями и зубами.
— Брысь, — рявкнул тот и, дёрнув ногой, отшвырнул Аську прочь.
Ужасный рык потряс неведомый лес от макушек самых высоких деревьев до корней. Солнце вдруг померкло, а на поляну легла гигантская крылатая тень.
— Эй, сударь мой! Оставь-ка принцессу в покое! — проревел кто-то с вышины, и лес вторил этому рёву гулким эхом.
Травы пригнулись к самой земле, а люди — к тем травам. Маша даже глаза зажмурила от страха.
— Ты что, червяк! Не понял! А ну, кому говорю!
— Мама моя родная! — только и вымолвил верзила, отпуская Машины плечики.
Не разжимая век, инстинктивно она подалась вперёд и поползла на четвереньках. Потом остановилась — любопытство пересилило страх, и девочка приоткрыла глаз. Взгляд её скользнул по мокрым брюкам, принадлежавшим, как выяснилось Смелянскому. Он стоял, точно столб, весь белый с перекошенным от ужаса лицом.
Перед ними, посреди поляны восседал дракон — прямо как в сказках, громадный, зубастый, с лиловой-лиловой чешуёй. Развернув широкие перепончатые крылья, казалось, он нависал над людьми. И лишь гребень, что топорщился среди узких змеиных глаз и сбегал оттуда за спину, с головой выдавал ящера.
