Штатов Америки коалицией государств Европы и Азии ядерный взрыв. Пётр Андреевич присутствовал там. Как и, немного ранее на оставшемся вовсе за кадром исторической хроники открытии первого опытного атомного реактора в одной из лабораторий при Академии Наук Российской Империи в тысяча девятьсот сорок седьмом году.
Вот только, на открытии реактора присутствовал один Долгорукий, а на испытательном полигоне — вместе с Императором.
Скандал тогда, конечно, разгорелся дикий. Чуть было не началась новая Мировая Война. На Россию ополчились все крупные страны. Даже бывшие союзники поспешили отказаться и начать процедуры разрыва отношений: как же так? Давили-то Конфедерацию всем миром именно из-за этого самого ядерного оружия! Наказывали за попытку слома мирового баланса и установленного миропорядка. Уничтожили ведь подчистую весь американский «Манхэттенский проект», вместе со всеми материалами, архивами, специалистами, учеными и руководителями. В грунт вкатали все заводы по добыче, переработке и обогащению делящихся материалов. И не только в Амереке, но и в Германии. А тут наглая Россия, оказывается, посмела свою такую же бомбу сделать! Да они охренели!
Но, войны не случилось. Император провёл ряд личных встреч на самом высоком уровне с главами крупнейших соседних держав, на которых… они что-то обсудили. Что именно, понятное дело, никто не знает. Но, как минимум, Алексей Константинович предполагал, что это были данные, собранные Службой Имперской Внешней Разведки, о точно таких же разработках в области немирного атома, какие вела Россия. Только, пока ещё, куда менее удачных. А то, что такие разработки велись всеми и везде — факт, доказанный в дальнейшем чередой ядерных испытаний, произошедших в других частях света. Только, значительно позже произошедших — всё ж, у них не было своего Долгорукого и такого количества ресурсов, как людских, природных, так и финансовых, какое имелось в распоряжении Российской Империи, и которое она готова была вложить в это направление, не оголяя остальные.
А дальше… дальше пошло соревнование стран в количестве и мощи, сначала, ядерных, а после и термоядерных боеприпасов. Ну и их средств доставки. Пока, понятное дело, «ядрён-батонов» на планете не накопилось столько, что это уже стало угрожать существованию самой планеты… Ну, знакомая картина, в общем. С поправкой на местный колорит, конечно.
А параллельно с боеголовками, по всей стране, как грибы после дождя, начали вырастать десятки АЭС. Больше, чем во всём остальном мире, взятом вместе.
И Москва этому наглядный пример. В мире Писателя, ближайшая к Москве АЭС расположена в Тверской области, аж в трёхстах пятидесяти километрах. Здесь же: атомная электростанция стоит меньше, чем в сорока километрах от МКАДа — возле Электростали. И городок этот не просто так носит такое название. Сталь там тоже вырабатывают. Но суть не в этом, а в том, что строящаяся под Зеленоградом АЭС — уже вторая на город! И, в принципе, это, наверное, даже обосновано — всё ж город, хоть и чуть поменьше своего тёзки из мира писателя, но всё равно: одиннадцать миллионов жителей, и продолжает расти. Соответственно с ним растёт и энергопотребление, уже перевалившее за двенадцать гигаватт, но две АЭС… сразу видно: у нынешнего хозяина города однозначно неравнодушное отношение к атому.
Правда, я не очень понимаю, мне что с того? Подумаешь, мало ли странностей может быть у человека?
А вот то, что вынес с этого вечера лично я, причём, вынес — это в прямом смысле, это два новых номера в своём телефоне. И нет, ни один из них не принадлежит Алексею Константиновичу, хоть именно он их мне и продиктовал. Точнее, один номер, и один адрес.
Номер, принадлежащий начальнику Сходненской ГЭС. А адрес — это место расположения одной из лабораторий Московского Института Химического Машиностроения. Поболтал, блин, за жизнь с племянничком, поделился дурацкими бизнес-идеями прикольных стартапов! Язык мой — враг мой. И, что теперь? Как быть? Ведь, насколько я понимаю, новое приглашение на маленькую семейную вечеринку я смогу получить не раньше, чем начну получать первые доходы с начатого мной предприятия. Начатого на свои деньги. И созданного без клянченья помощи у «старшего родственника».
Проверка на вшивость. Вступительное испытание в закрытый элитный клуб.
Сахар, кофе и глютамат натрия! Мне ж только пятнадцать! Какой, к сорбату калия, мне сейчас бизнес открывать⁈ Я ж учусь-то с трудом…
* * *
Глава 43
* * *
Этот Новый Год такой первый. Он совершенно уникален. Повторим или неповторим — тут сложно сказать, время покажет. Но, на данный момент, пожалуй, он лучший из тех, какие я помню. И лучший он не вечерней своей частью — она была достаточно скомканной и сумбурной: организаторы роллерских сборов устроили импровизированное празднование-маскарад в азиатском стиле. Идея, сама по себе, хорошая, интересная, но вот исполнение… не сказал бы, что плохое, нет. Но, обычное, невыдающееся. Подкачало помещение: оно было слишком небольшим для того количества людей, что в нём собрались. Хотя, может быть, я несправедлив к организаторам, и дело в другом?
Например, в том, что, когда ты на празднике или мероприятии с массовым скоплением людей не один, а с двумя маленькими детьми, то, как-то так само собой получается, что само мероприятие, какое бы оно классное ни было, начинает напрягать и бледнеть. Ты следишь уже не за мероприятием, а за детьми. За тем, чтобы они, куда не надо не влезли, за тем, чтобы их не затоптали, за тем, чтобы они не потерялись, за тем, чтобы им всё, что должно достаться, досталось и сами они везде, где надо, поучаствовали.
Так что, «праздник», для меня был сумбурным, скомканным и утомительным. А после официального объявления Нового Года, когда детей-таки уложили спать, где-то ближе к часу ночи, баиньки отправился и я сам, уступив жене право пойти одной на продолжение праздника. То, которое уже без детей.
Почему: «уступив»? Так дети — маленькие, одни, в незнакомом номере, незнакомого здания, незнакомого города. Они ведь могут проснуться, не найти родителей рядом и испугаться. А, чего ребёнок со страху может натворить, одному Богу известно. Так что: кто-то один с ними обязательно должен был остаться.
Остался я. Дал возможность жене вдоволь натанцеваться после долгих лет «декретного заточения». Покрасоваться в новом, подаренном ей мной платье, поплясать, повеселиться… поесть тяжёлую вредную,
