— Но при этом как точно она наш отряд описала и все про нас угадала! Совершенно сумасшедшая…
— Что вы изучаете с таким вниманием уже третий день, дамы? — к ним незаметно подходит глава отряда. Посмеиваясь после чьей-то шутки, из-за которой до сих пор большая компания охотников стонет от хохота, он подбирает один лист, отнесенный ветром к огню и уже почерневший с уголка. — Хм… Рукопись? Чья это рука?
Девушки галдят наперебой, с явным облегчением:
— Это Либитина оставила!
— Ее рука…
— Я нашла в каморке рядом с ее главным логовом…
— Что-то вроде жизнеописания…
— Мемуары Кукловодши, — глава отряда с напускной строгостью глядит на них, а его губы кривятся — призрак недавнего смеха: — Последняя загадка Либитины… Вы уже забыли, охотницы, как следует поступать с ее загадками?
Все еще посмеиваясь, он возвращается в компанию охотников, а девушки мрачнеют. Переглядываются. Потом одна берет стопку листов, нерешительно протягивает огню, но тут же опускает руку:
— Жалко. И знаешь… — она замолкает, испугавшись.
— Что?
Та бросает краткий взгляд на черные строчки, и вдруг морщится, будто увидела отвратительных пауков.
— Страшновато. Тебе не показалось, что в этой рукописи спрятана частичка Бездны? Громадное чудовище в тесной клетке грязных строк… Ну, как вырвется сейчас!
Собеседница в поисках поддержки оборачивается к главе отряда, но тот занят разговором с Гесси. Повисает пауза. Только ветер шелестит страницами рукописи, и кажется в неверном закатном свете, будто по белой бумаге действительно шествуют цепочки пауков…
— Страху нужно смотреть в лицо. Нельзя бежать от него: он поползет следом, занимая мир позади, который ты сдала ему без боя, — наконец, тихо, но решительно говорит старшая охотница и ее лицо проясняется. — Ариста об этом и писала… Думаю, она была бы довольна, если б мы уничтожили ее рукопись.
— Ты полагаешь?
Девушка усмехается:
— Это же Либитина! Давай вместе.
Вместе они швыряют рукопись в костер. Бумага шипит и сворачивается, скаредно пряча записанную на ней историю от ненасытного огня, но тут же чернеет и обращается серым пеплом вместе с драгоценными словами. Я слежу, как все, составлявшее меня прежде, уходит в окончательное небытие, но не испытываю горечи. Я чувствую освобождение от последних незримых оков и, как знак долгожданной свободы от пронизанного нитями страха и тоски прошлого, за моей спиной распахиваются новые крылья — белые и мягкие, как лебяжий пух.
— Ого! — удивляется Нонус. Его улыбка радостна и невинна сейчас, как улыбка ребенка. И я обнимаю вампира крепче и заключаю нас обоих в колыбель широких крыльев. Скоро окончится время стоянки охотников, они уйдут дальше — в Карду, в Дону, чтобы оттуда, от источника Донума, начать наступление на темный мир carere morte, а серую пыль их кострища разметает ветер, уничтожая последний след Либитины, владычицы мертвых, богини страхов. Наступает время надежды, я уже вижу ее золотистый луч, с сего момента вплетающийся в ткань бытия и тут же начинающий вывязывать свои узоры. Нам всем остается лишь, не оступившись, пройти по этому тонкому лучу.