— Некоторые украшены золотом и стоят дорого, — ответил Гейррод, когда Крисп поинтересовался этим вслух. — А остальные — что ж, твое величество, даже вы, южане, почитаете за честь победу над отважным врагом.
Крисп не мог не кивнуть.
Принялись за работу похоронные команды — халогаев стаскивали в общую яму, павших видессиан — в немногочисленные могилы. Для Танилиды Крисп приказал вырыть отдельную могилу, в стороне от всех остальных.
— И поставьте там деревянный шест, — приказал он. — Когда в этой земле вновь воцарится мир под нашим правлением, мы поставим ей памятник из лучшего мрамора.
Пришел ответ от тех, кто подсчитывал щиты северян, — более двенадцати тысяч. Крисп понимал, что северян пало меньше, — многие бросили щиты, чтобы легче было бежать. Но, несмотря на это, число было грандиозным, особенно в сравнении с потерями имперских войск: менее двух тысяч.
Вечером, в лагере, Крисп отправился проведать пленников. Лучники сторожили сбившихся кучкой мрачных халогаев в одном белье — их доспехи уже забрали победители. При приближении императора они зашевелились. Некоторые бросали мрачные взгляды на своих сородичей из императорской стражи.
— Мне нужен человек, говорящий по-видесски, — объявил Крисп, — чтобы выслушать мои слова и передать их вашим братьям в Плискавосе. Кто вызовется?
Несколько северян подняли руки. Крисп выбрал мощного воина, в чьих золотых волосах поблескивала седина.
— Как тебя зовут? — спросил Крисп.
— Я Сорибульф, твое величество, — ответил халогай почтительно, но без подчеркнутых имперских церемоний.
— Что ж, Сорибульф, передай своим вождям в Плискавосе: если они сдадут город и освободят всех видесских пленников, я позволю им беспрепятственно переправиться на северный берег Астрис и не прикажу своим кораблям сжечь их лодки.
— Мы халогаи, — гордо выпрямился Сорибульф. — Мы не сдаемся.
— Ты видел бы тела халогаев по всему полю, если бы мы не хоронили их, — напомнил Крисп. — Если вы не сдадитесь, умрут и все, кто добрался до Плискавоса. Или ты думаешь, что мы не сможем взять город с нашими осадными машинами и огнеметными кораблями?
Сорибульф поджал губы, словно укусил что-то кислое.
— Как нам поверить, что ты не сожжешь нас, когда мы будем на реке и не сможем постоять за себя?
— Мое слово крепко, — ответил Крисп. — Крепче, чем слово злого колдуна, которому вы доверились.
— Тут ты прав, император видессиан. Он обещал, что вы все сгорите на стене, но наших воинов пожрало пылкое пламя. Потом же он не помогал нам более; кое-кто говорит, что он сбежал. Не знаю, правда ли это, но сегодня в метании мечей мы не видали его.
— Так передай же мои слова и мое предупреждение, — потребовал Крисп.
Сорибульф, покачиваясь из стороны в сторону, заговорил на своем языке.
— Он скорбит, — прошептал телохранитель и перевел:
— Слава халогайских клинков померкла. Сдаться ли Видессу, в бесчестном поражении вернувшись домой? Дотоле не сдавались мы — слава в победе иль смерти.
— Если вы продолжите сражение, то умрете, — подтвердил Крисп. — Или мне найти другого вестника?
— Нет. — Сорибульф опять перешел на видесский. — Я передам твои слова своим собратьям. Послушаются ли они — не мне сказать.
Крисп кивнул паре лучников, сторожащих пленных.
— Отведите его к земляному валу и отпустите в Плискавос. — Он повернулся к Сорибульфу:
— Если твои вожди захотят говорить о капитуляции, пусть завтра утром выставят белый щит над центральными воротами.
— Я скажу им, — ответил Сорибульф. Охранники увели его.
Крисп отправил приказ Канарию, старшему дрангарию флота: пусть его дромоны с утра курсируют по реке, предупреждая северян, что им не уйти иначе как с позволения имперцев. И, покуда вся армия праздновала победу, император отправился спать.
Когда следующим утром Крисп проснулся, первый взгляд он бросил на стену Плискавоса. Там расхаживали халогаи, но белого щита не было. Помрачнев, Крисп приказал мастерам готовить к бою копьеметы и баллисты.
— И пусть видят, что мы делаем, — добавил он. Халогаи наблюдали со стен, как ремесленники старательно проверяли канаты и рамы машин, запасы камней и связки дротиков, прищуривались на солнце, прикидывая расстояние до Плискавоса. Роса еще не высохла, как над воротами показался белый щит.
— Ну-ну. — Крисп облегченно вздохнул. Даже без противодействующих чар штурм города дорого обошелся бы имперской армии.
— Оседлайте Прогресса, — приказал он. — Я переговорю с их вождем.
— Не один! — разом воскликнули его телохранители. — Если враг обманет…
— Я и не собирался идти один, — спокойно ответил Крисп, — но не из боязни измены и не ради своего императорского достоинства.
К Плискавосу он подъехал в сопровождении отряда телохранителей. Телохранителей окружал еще один отряд — видесской кавалерии. Всадники держали наготове луки.
Крисп остановился в сотне футов от стены.
— Кто будет говорить со мной? — крикнул он.
К парапету подошел халогай.
— Я Айкмор! — крикнул он сверху. — Те, кто внутри, подчиняются мне. — По-видесски он говорил очень чисто и сам объяснил почему:
— Много лет назад, в юности, я служил в твоем городе, охраняя Автократора Раптея. Тогда я научился вашей речи.
— Ты служил отцу Анфима? Ладно, — ответил Крисп. — Сорибульф передал тебе мои условия. Примешь ли ты их или продолжишь бессмысленную войну?
— Ты твердый человек, император видессиан, тверже, чем был Раптей, — ответил Айкмор. — Всю ночь я скорбел о гибели нашей великой армии и боролся с собой — сдаться ли нам или сражаться. И я решил прекратить бой, хоть мне это и горше полыни. Ведь военачальник не может поддаваться скорби, но обязан спасать тех, кто верен ему.
— Сказано мудро, — признал Крисп. «Сказано человеком, немало пожившим в Видессе», — добавил он про себя. Халогай, только что явившийся из своих холодных краев, едва ли смог бы так далеко заглянуть б будущее.
— Сказано мужем, лишенным выбора, — мрачно ответил Айкмор. — Чтобы доказать свою честность, я выпущу пленников твоего народа.
Вождь халогаев обернулся и крикнул что-то на своем языке. Решетка со скрежетом поднялась. Из ворот начали по одному выходить темноволосые оборванные люди, многие из них — бледные и истощенные от долгого заключения. Некоторые терли отвыкшие от солнца глаза. Увидав реющее над головой Криспа имперское знамя, они с радостными криками устремились к нему.
На глаза императора набежали слезы.
— Отправьте их в лагерь, — приказал он командиру кавалерийского отряда, — накормите и оденьте. Пусть ими займутся жрецы-целители — те, что не слишком вымотались, излечивая наших раненых.
