– К чему эти мысли о смерти, брат? – Грешный не разделял обреченного настроя своего спутника. Визит в замок слишком сильно подействовал на Дориана, вогнав того в какую-то злую тоску. – Мы еще попируем на их костях, поклюем мертвечинки.
– Не хочу я никого клевать, брат. Предчувствие. Нехорошее.
– Да брось.
Анин провел руками перед собой – в тот же миг свинцовые небеса исчезли. Ступившие за край находились среди самых обыкновенных топей, что простираются к северо-востоку от Умбрельштада. Они стояли на холме в окружении хоть и грязной, воняющей торфяниками, но все-таки зелени, а еще здесь была влага, дурманящая, пресыщенная запахом топей и будто бы смывающая с лица пепел и скрипящую на зубах костную пыль. Вокруг холма зашлась в шелесте листьев бурая марь, а кругом к вершине подступали деревья, будто бы обод волос вокруг лысины какого-нибудь монаха-проповедника.
Занимался рассвет. Такой родной и манящий. И еще дул ветер. Как же приятно было вот так просто подставлять ветру лицо после возвращения из безысходного «оттуда». Даже для некроманта.
– Где вы, мои хорошие? – отчего-то забеспокоился Анин.
– Что, потерял своих ворон? – усмехнулся Сумеречный.
Он с пониманием относился к маниакальной любви своего товарища к этим жадным и сварливым созданиям, но сейчас падшему паладину совсем не хотелось слышать их гвалт.
– О нет! Нет! – На Анина было страшно смотреть. За долю мгновения лицо его жутко исказилось – нос некроманта почти превратился в клюв, скрюченный рот словно исчез под этим чудовищным образованием, глаза закатились, голос зашелся в сплошном яростном карканье. – Нет! Не может быть! Кто это сделал?!
Птичник рухнул на колени в болотный мох – среди топорщащихся листочков брусники лежал вороненок. Его черное тельце скукожилось, лапки поджались и затвердели. Он совершенно точно был мертв. Некромант помнил его – малыша звали Крекки… А рядом, ткнувшись клювом в землю, валялась еще одна лишенная жизни птица. Чуть дальше – еще. Только сейчас Дориан заметил, что весь холм, на котором они стояли, и даже болотные кочки чуть дальше, в трясине, все вокруг завалено мертвыми черными тушками. Все любимцы Анина лежали здесь, все до последнего.
– Ааааа! – захрипел, точно пронзенный насквозь копьем, остроносый. Он уже и не думал, что сможет еще раз ощутить подобную боль. Как будто снова вернулся в тот день, когда… – Кто?! – неистово орал Грешный, дрожащими пальцами поднимая с земли очередную безжизненную тушку. – Кто это сделал, твари?! Кто посмел?!
– Не стоит так убиваться, сын мой, – неожиданно раздался сзади приятный медоточивый голос.
Дориан резко обернулся, одновременно с этим движением мечи некроманта сами покинули ножны и, на миг повиснув в воздухе, тут же ткнулись в его ладони – в нескольких шагах от Ступивших за Край стоял невысокий человек в алой рясе, перепоясанной простой пеньковой веревкой. Выглядел он весьма примечательно – преклонных лет, совершенно лысый, с благородными чертами лица и приклеенной к губам вечно готовой вам что-то простить снисходительной улыбкой. Если присмотреться, на лбу у старика можно было различить полустершийся выжженный знак – скалящуюся волчью пасть. За спиной у предводителя стояло еще несколько таких же стариков в алых рясах, а чуть дальше – высокие воины в золоченой пластинчатой броне, вооруженные копьями и мечами. Десятка три, не меньше. Все они прятались на другом склоне холма, пока некроманты приходили в себя после возвращения из страны Смерти.
– Кто ты такой? – спросил Дориан, выйдя вперед и закрывая собой Анина: Грешный уже был готов яростно броситься на старика и выклевать тому глаза, в порыве гнева позабыв про всю свою магию. – Ты инквизитор?
Подобные алые рясы носили служители Волка[24], их главная прецептория располагалась в Синене, столице бывшей Темной Империи. Повелители-некроманты давно канули в прошлое, сейчас инквизиция безраздельно правила теми землями, огнем костров и гладиусами легионеров утверждая свою власть над любым инакомыслием.
– Все так, сын мой, все так, – прошелестел-проговорил старик, – преподобный Клемент Кельнский к вашим услугам. Души, погрязшие во тьме, да обратятся лицом к матери нашей, Синене…
– Как ты нас нашел, упырь? – взъярился Анин, на его губах выступило несколько капель багровой пены. – Как ты выследил нас?
– Не должно душам, исполненным злобы, отправляться в чертоги Карнуса, – вместо ответа продекламировал инквизитор. – Не желаете ли исповедоваться, дети мои?
– Я сейчас покажу тебе исповедь, – каркнул Грешный, вскидывая перед собой скрюченные бледные пальцы с окровавленными ногтями.
Непроглядная чернильная тьма вырвалась из болот, окружающих холм, и потекла, словно ткань, набрасываемая на птичью клетку, на его вершину. Щупальца, сотканные из самого мрака, потянулись к тем несчастным, кто вздумал встать на пути старшего некроманта. Тьма обволакивала их, хватала за горло, не давала вздохнуть. Анин усмехнулся – что, онемели, святые отцы? Еще немного, и все вы ответите за свою дерзость…
Но не тут-то было. Высокий сильный голос неожиданно раздался из пелены мрака. Ему вторил другой, третий, складываясь в церковное песнопение:
– Excipere mis. Excipere mis, Sinena! Juvare in Viam Redire per Umbram Noctis[25].
Темноту вдруг прорезали яркие солнечные лучи, будто небольшое светило достали из сундука, они вошли в мрачное тело сплетенного некромантом заклятия. Тьма рвалась на куски, таяла под их яростным напором, жуткие щупальца обрывались и гасли, освобождая людей. Те из солдат в золоченых кирасах, кто уже отчетливо ощутил на своем горле касание смерти, теперь всего лишь прокашливались, освобождая легкие от последних чернильных сгустков. Священная магия инквизиторов, основанная на их вере и самоотречении, с поразительной легкостью нейтрализовала одно из самых страшных заклятий остроносого некроманта. Ни один из врагов не расстался с жизнью!
Но Анин не собирался уступать. Он вновь вскинул перед собой руки и зашептал. В то же самое время Дориан сорвался с места и стремительно атаковал. Преторианцы успели прикрыть собой фигуры в рясах, но их самих уже ничто не могло уберечь. Взмах мечами, удар крест-накрест – и двое солдат осели в податливый болотный мох. Оружие Сумеречного с пугающей точностью ударило в сочленения их доспехов со шлемами, мгновенно обрывая жизни. Но хуже всего было то, что, упав, воины Волка тут же начали подниматься – с погасшим взглядом и мертвенной бледностью на лицах они, словно безвольные куклы, обратили оружие на своих же боевых товарищей. Преторианцы попытались достать копьями и мечами стремительную фигуру в темной накидке, но их многочисленные удары лишь скользили по вороненым латам, не причиняя некроманту никакого вреда. А тот перемещался с невероятной для тяжеловооруженного латника скоростью, сталь со свистом рассекала воздух, щиты врагов, окованные крепким металлом, раскалывались и отлетали в сторону, золоченые пластины доспехов прогибались под стремительными выпадами, все новые и новые мертвецы вставали рядом, сковывая боем оставшихся в живых легионеров Волка. С клинков Дориана текла смола, прожигая сквозные дыры во вражеских доспехах, когда он делал выпады и широкие размахи. Кровь, оставшаяся на лезвии, превращалась в багровую пыльную тучу и иссушающим роем летела в лица легионеров, пробираясь через забрала, через щели меж латами. Она, будто ржавчина, проедала кожу за считаные мгновения. Холм наполнился мучительными криками. Люди падали на колени, срывая забрала, но не в силах сорвать со своих лиц впитавшуюся в них, быстро разлагающую кожу и мясо багровую пыль. Будто у прокаженных, у легионеров начали отпадать куски плоти.
