Но даже если я никогда не видел такого ее лица прежде, я думаю, что когда Валькирия, парящая над полем битвы внезапно возвращается к реальности, заинтересованная конкретным воином, это не хорошо.
А я дал кузнечику обещание. И если дело настолько дрянь, что кого-то зароют в землю, то пусть это не будет отец Молли.
– Сначала ты, – сказал я.
Он начал спорить.
Я толкнул ремни безопасности ему прямо на грудь.
– Черт возьми, Майкл!
Он поморщился, покачал головой, а затем вложил Амораккиус в ножны. Все еще держа Фиделаккиус в руке, он закрепил ремни. Я дал Люччио знак на подъем, и Майкл начал подниматься. Гард слабо хмурилась, и часть моей кричащей напряженности начала ослабляться.
Тесса и Розанна вынырнули из завес, которые были так же хороши, как те, что делала Молли, и не нужно быть Шерлоком, чтобы понять, кто проделал львиную долю работы над большим кругом, в котором содержали Архив. У меня было полсекунды, чтобы отреагировать, но я запутался в ремне саниного оружия, которое он вручил мне, чтобы я мог защититься в случае, если внезапно подвергнусь нападению. Спасибо, Саня.
Тесса ( у нее сейчас было прелестное человеческое лицо, а глаза сияли безумным весельем ) когтями богомола вцепилась в мою голову, и мне, по крайней мере, удалось загородиться винтовкой прежде, чем она оторвала мне голову. Но вместо того, чтобы разбить оружие, как я ожидал, она вырвала его из моей руки, так легко, как можно вырвать леденец у ребенка, и далеко от меня отскочила.
Потом она подмигнула мне, послала мне воздушный поцелуй, и открыла огонь в Майкла из Калашникова на полном автомате на расстоянии не больше десяти футов.
Мой друг не закричал, когда пули попали в него. Он только дернулся один раз в брызгах алого и обмяк.
Фиделаккиус выскользнул из его пальцев и упал на землю.
Искры полетели от Хью, когда пули попали в него, и взрыв дымного пламени появился от вентиля на одной стороне его фюзеляжа. Он резко опустился на одну сторону, и в течение секунды я думал, что он сейчас перевернется и упадет – но он выправился, пьяно шатаясь, и все еще таща неподвижное тело моего друга на тросе, как крючок с наживкой в конце лески, исчез в темноте.
Глава 44
В то время, когда какая-то часть меня наблюдала весь этот случай, остальная часть меня просто кричала в нерассуждающем гневе, в муке, в отрицании.
Я был почти уверен, что я догадался, кто забрал мой жезл. Я был почти уверен, что я знал, почему это было сделано. Я даже думал, что, глядя с определенной точки зрения, это, наверное, была не полностью глупая идея.
Но теперь меня это абсолютно не заботило.
У меня не было с собой жезла, и я не был уверен, что моей сырой власти, независимо от того насколько я разъярен, будет достаточно, чтобы причинить Тессе боль, пробить обороноспособность, которую ей дает Падший. Я никогда не мог достигнуть нужной точности без помощи жезла.
Но прямо сейчас меня это тоже совершенно не беспокоило.
Я сосредоточил свою ярость, сосредоточил мой гнев, сосредоточил мою ненависть, и мое неприятие свершившегося, и мою боль. Я выбросил все во всей вселенной очень далеко, кроме мысли об окровавленном теле моего друга, висящем на конце троса, и о пятне в два дюйма шириной в центре груди Тессы.
Потом я глубоко вдохнул, держа руку над головой, и проревел через свое сорванное горло, настолько громко, что почувствовал, что там что-то порвалось,
– Fuego, pyrofuego! – Я нанес удар двумя пальцами правой руки вперед, одновременно развязывая мою ярость и мою волю. – Гори!
Поток сине-белого огня, настолько плотного, что он был почти твердым объектом, стеганул через расстояние от меня до Тессы, и врезался в нее как огромное копье.
Динарианка-богомол откинула назад свое симпатичное лицо и закричала в муке, когда копье огня пробило ее насквозь, выплавив широкое отверстие, которое горело и еще расширялось. Она падала, воя и дергаясь, сожженная огнем, намного более смертельным и более разрушительным чем любой, какой я когда-либо вызывал прежде, с жезлом или без него.
Я ощутил, как что-то перемещается ко мне, и откатился в сторону как раз в тот момент, когда одно из раздвоенных копыт Розанны хлеснуло через воздух там, где мое бедро было моментом прежде. Если бы она попала, то достала бы до кости. Я двинул посохом ей в лицо, вынуждая ее отпрыгнуть, сопровождая удар волей и криком, “Forzare!” Это был не лучший мой кинетический удар, но это был удар, достаточно тяжелый, она пролетела дюжину футов по воздуху и упала на землю.
Я подхватил рукоятку Фиделаккиуса там, где Меч упал. Когда мои пальцы сомкнулись на рукояти оружия, я понял несколько пунктов холодной логики, как будто их объяснил мне спокойный, рациональный, мудрый старик, которого совершенно не волновал мой гнев.
Во-первых, я понял, что я теперь остался один на неотмеченном на карте острове в середине озера Мичиган, в компании с сумасшедшими и падшими ангелами.
Во-вторых, то, что у меня все еще были монеты и Меч, и Никодимусу они все также были нужны.
В-третьих, то, что Динарианцы были точно выведены из себя теперь, когда я нанес им реальный урон.
В-четвертых…
Земля задрожала, как будто под тяжелыми шагами.
В-четвертых, с тех пор, как я сбил с толку попытку Лета отследить меня через булавку в форме дубового листа, Самый Старший Брат Граффов, по всей вероятности, ждал, когда я использую боевую огненную магию, – то самое волшебство, которое я переплел с властью Летней Леди два года назад в Арктис Тор. Это была самая вероятная причина, почему Мэб (наиболее вероятный подозреваемый для того, чтобы влезть мне в голову) забрала мой жезл и мои воспоминания о том, как использовать боевую огненную магию – чтобы обезопасить меня от нечаянного раскрытия моего положения каждый раз, когда я влезаю в драку.
И теперь, когда я это все-таки сделал, Самый Старший Графф должен был, вероятно, меня посетить.
И пятое, и последнее, я понял, что у меня нет никакого способа выбраться с этого глупого и до дрожи знакомого острова – если я не смогу пробраться к докам, и сесть в лодку.
Я все еще горел потребностью нанести ответный удар людям, которые причинили боль моему другу, но суть вопроса была в том, что я не мог нанести им ответный удар и выжить, а если они прикончат меня, то я только вручу им оружие, чтобы продолжать войну, а Майкл потратил целую жизнь, чтобы эту войну закончить.
Надо было бежать – другого выбора не было. Рассуждая реалистично, спасение даже не выглядело вероятным, это просто был мой единственный шанс.
Поэтому я задвинул Меч назад в его ножны, сориентировался по захудалому небольшому городу, где мы высадились на берегу, и побежал. Быстро.
