Надо было бежать – другого выбора не было. Рассуждая реалистично, спасение даже не выглядело вероятным, это просто был мой единственный шанс.
Поэтому я задвинул Меч назад в его ножны, сориентировался по захудалому небольшому городу, где мы высадились на берегу, и побежал. Быстро.
В самом деле, я не так силен, как такие действительно большие парни Майкл и Саня. Я не умею драться на мечах так, как Никодимус или Широ. У меня еще нет такого опыта в волшебстве и искусных ноу-хау, как у действительно опытных колдунов и волшебников, которые бродили вокруг в течение многих столетий, как Привратник или Колючий Намшиэль.
Но я сделаю любого из этих парней в состязании по бегу. Гарантирую. Я бегаю – и не для того, чтобы я быть худым и выглядеть хорошо. Я бегаю для того, чтобы можно было убежать, когда кто-то преследует меня, чтобы убить. И когда имеешь такие длинные ноги, как у меня, являешься худым, и в хорошем состоянии, тогда можно в самом деле хорошо передвигаться. Я несся через лес, как олень, придерживаясь пути, по которому мы шли раньше. Снег помогал не потерять тропу, и хотя через пару часов это все обледенеет, сейчас было совсем не скользко.
Я извлекал выгоду из хаоса, вызванного прибытием Гард. Я мог слышать все виды беспорядка, поскольку мужчины в лесу кричали и пытались выяснить то, что делается, заставить помогать раненым, и следовать за тем, что вероятно находилось в противоречии с порядком, благодаря отверстиям, которые проделал в их цепи команд Хендрикс со своим пулеметом. Радио щелкали, и голоса гудели по ним, функционируя ненадежно, поскольку находились области, богатой сконцентрированной волшебной энергией.
Факт, что большинству мужчин удалили свои языки вероятно, ничему не помогал. Нику следовало бы попросить моего совета и прочитать тот список злого повелителя [80]. Серьезно.
Кто-то в нескольких ярдах справа от меня кричал мне что-то. Получалась полная белиберда. Я ответил ему таким же бессловесным мусором, притворяясь, что у меня тоже нет языка, и добавил грубый жест к тираде. Я не знаю, получилось у меня очень загадочно, или это шокировало его, но в любом случае, он ошеломленно заткнулся. Я отправился дальше, без всякой дальнейшей реакции вообще.
Я думал, что я уже оторвался, когда достиг руин небольшого города и его главной улицы вдоль береговой линии.
А затем я услышал рев Магога, спускающегося с холма позади меня, очень быстро спускающегося, раза в два быстрее меня. Такое чертово преимущество имеют демонические типы. Даже при том, что они не тренируются и не практикуют, они все таки могут двигаться быстрее, чем те, кто посвятил этому занятию жизнь, кто в самом деле потел и напрягался, развивая свои способности буксировать задницу. Сволочи.
Казалось ясным, что Магог преследовал меня, или, по крайней мере, что он направлялся к доку и лодке, чтобы исключить для меня любой шанс спасения с острова. У меня было мало времени, чтобы привередничать, выбирая пути, как избежать встречи с ним, и я нырнул в длинную, темную пещеру здания, которое выглядело, как будто здесь когда-то был консервный завод.
Крыша провалилась в нескольких местах, и снег покрывал, наверно, треть пола, обеспечивая нечто, похожее на свет. В большинстве своем стены все еще стояли, но относительно пола у меня были очень серьезные сомнения. Здесь было много мест, где можно сломать ногу, провалившись на гнилых досках. Я старался двигаться вдоль стены и надеялся на лучшее.
На этот раз вражеские трудовые ресурсы сработали мне на пользу. Если бы Никодимус привел сюда только своих товарищей динарианцев, вокруг были бы только следы раздвоенных копыт, и гигантских богомолов, и обезьян, и такого прочего в снегу острова. Но он притащил сюда множество пехотинцев, и в результате всюду были человеческие старые следы. Так что мои из них, более или менее, не выделялись. Таким образом все, что мне нужно было сделать, это войти в здание, исчезнуть из поля зрения, и оставаться так, пока Магог не пройдет мимо.
Едва я присел и начал изображать мышь, как древнее, полугнившее дерево старого консервного завода задрожало подо мной, я ощутил вибрацию подошвами ног. Потом еще раз, и еще, ритмично, как медленные шаги.
Они сопровождались звуком движения Магога, такое тяжелое, кожистое шарканье по снегу, сопровождаемое равномерным сопением, как мехи кузнеца. Затем я услышал, как Магог внезапно остановился в снегу и удивленно фыркнул, а потом издал громкий рев вызова.
И голос, очень глубокий, звучный голос, сказал,
– Уйдите с этого места, существо. Моя ссора не с Вами.
Магог с завыванием ответил что-то на языке, которого я не понимал.
– Примите это, как есть, Старший, – сказал сильный голос, мягко и с уважением, – у меня тоже есть обязанность, от которой я не могу отклониться. Этой ночью мы не должны иметь разногласий. Отбудьте с миром, Старший, с Вашим вьючным животным.
Магог снова зарычал на том же иностранном языке.
Глубокий голос стал жестче.
– Я не ищу ссоры с Вами, Падший. Я прошу Вас, не принимайте миролюбивое намерение за слабость. Я не боюсь Вас. Прочь, или я Вас повергну.
Обезьяноподобный динарианец взвыл. Я услышал, как его когти шкрябнули, разрывая землю, и крупное тело помчалось вперед к источнику глубокого голоса.
Магогу, казалось, не хватило слов, чтобы дать достойный ответ.
Я не мог видеть то, что затем случилось. Была вспышка золотого и зеленого света, как солнечный свет, отраженный от новой весенней травы, и детонация в воздухе, звук, который был не то, что бы раскатом грома, не то, что бы взрывом огня. Это было даже не очень громко, но я ощутил это всей поверхностью моего тела так же, как и барабанными перепонками.
Стена консервного завода разрушилась внутрь, и Магог – точнее, то, что осталось от Магога, – влетел через нее. Он рухнул на пол приблизительно в двадцати футах от меня. Огромные куски отсутствовали спереди гориллоподобного тела, включая его бедра и большую часть передней половины его туловища. Но это не была рана. Пустые куски были как бы нарисованы нежным желто-зеленым жаром, который, казалось, запечатал кровь. Пока я таращился, Магог вздрогнул один раз, а затем обмяк. Крошечные ростки зелени в течение нескольких секунд распространились по трупу, развернулись листья, а затем в изобилии красок расцвели полевые цветы.
Покрытие цветущих растений, казалось, пожирало тело гориллы и проявлялось смертное тело, что было под ним, – мускулистый молодой человек, все еще скромно покрытый завесой цветов. Он был совсем мертв, его глаза были безжизненны и пусты, и цветы росли в отверстии, где было его сердце. На нем был кожаный воротник с висящей небольшой резиновой рамкой, вроде собачьей бирки, в которой чернел знак динария. Он был совсем мальчишкой, едва ли старше Молли.
