– Но Вы все еще здесь, в области конфликта, – мягко сказал графф. – Как и я. И таким образом вопрос не закрыт. И таким образом я должен выполнить свои обязательства, к моему большому сожалению, волшебник. Лично я просто восхищаюсь Вами.
Я наклонил свою голову и твердо посмотрел на него.
– Вы говорите, что Вы служите Лету и Королеве. В этом порядке?
Граф тоже наклонил голову, в его глазах отразился вопрос.
Я повозился в своем кармане и достал другую вещь, которую я захватил в моей квартире – небольшую серебряную булавку в форме дубового листа, которую Мистер гонял на всем протяжении Маленького Чикаго. Я полагал, что они прекратили использовать ее для преследования, когда как следует устали от Мистера.
Глаза граффа расширились.
– Сбивающая с толку магия, которую Вы наложили на наше колдовство прослеживания, была очень эффективна. Я хотел спросить Вас, как это было сделано.
– Секрет фирмы, – сказал я. – Но Вы знаете, что это не просто булавка.
– В самом деле, – сказал он. – Вы были пожалованы Эсквайром Лета, и Вам даровано Благо, но… – он покачал своей головой. – Благо – это важный вопрос, но не в данном случае. Вы не можете просить, чтобы я уступил Вам в конфликте между обоими Дворами.
– Я не буду, – сказал я. – Но давайте проясним это дело. Как только мы оба уйдем с этого острова, вопрос будет закрыт?
– Если бы Вы снова оказались в безопасности в Чикаго, да, это так.
– Тогда я взываю к Лету, что надо уважать его поручительство ко мне, и вернуть то, что оно задолжало мне, когда я нападал на сердце Зимы от своего лица.
Уши граффа встали торчком, он слушал меня.
– Да?
– Я хочу, – сказал я, – получить пончик. Настоящий, подлинный, Чикагский пончик. Не какой-то гламурный пончик. Правдашний. Недавно сделанный.
Тут снова показались зубы граффа, это он улыбнулся.
– Конечно, – сказал я, – Вы могли бы отказать мне в благе, которое я законно заработал в крови и огне и убить меня вместо этого, таким образом Лето изменило бы своему слову долга и никогда не могло бы это компенсировать. Но я не думаю, что было бы очень хорошо для Лета и его чести. А Вы?
– В самом деле, волшебник, – сказал графф. – Действительно это не было бы хорошо. – Он наклонил свою голову ко мне. – А в вашем пончике должно быть желе?
– Нет, но, пожалуйста, пусть вместо этого он будет обрызган белой сахарной глазурью, – сказал я торжественно.
– Понадобится время, чтобы найти такую выпечку, – серьезно сказал графф.
Я склонил к нему свою голову.
– Я полагаю, к чести чемпионов Лета, что он прибудет вовремя.
Он склонил свою голову в ответ.
– Поймите, молодой волшебник, я не смогу помочь Вам далее.
– Вы отстаиваете принцип, этого уже достаточно, – сказал я сухо. – Поверьте мне. Я знаю, как это.
Золотые глаза Самого Старшего Граффа заблестели. Потом он поднял посох и бесшумно ударил им по половице. Опять возникла вспышка зеленого света и волна нежного грома – и он просто исчез.
Так же, как и серебряный лист дуба. Он пропал из моих пальцев, его больше не было. Надо отдать фэйри должное; они могут провести исчезновение, как никто другой.
Возможно, мне следовало взять несколько уроков. Это, возможно, помогло бы мне выйти из этого беспорядка живым.
Я тщательно пробрался назад по скрипящему полу к телу молодого человека. Он выглядел смягченным в смерти, мирным. Что бы ни сделал ему Самый Старший Графф, это было безболезненно, во всяком случае, у меня было такое впечатление. Это походило на те вещи, которые делают старые фэйри. Я наклонился и одетой в перчатку левой рукой схватил штучку, содержащую почерневший динарий Магога. Я резко дернул его, отделяя от воротника, и осторожно сунул в карман, не касаясь кожи. Я, кажется, стал несколько равнодушен при обработке этих монет, но трудно пугаться столько раз подряд, особенно учитывая обстоятельства. Риск еще раз подставить под удар мою бессмертную душу некоему жестокому присутствию казался довольно умеренной опасностью, по сравнению с тем, что все еще подкрадывалось в ночи вне старого здания.
Разговор с одним из… Я глубоко вздохнул и бесшумно выбрался на улицу. Я все еще слышал крики дальше по склону. Я услышал звук двигателя лодки на дальней стороне острова. Должно быть, были другие суда, пришвартованные где-то вдоль берега.
Хорошо, я знаю только об одном, и оно уже близко. Я выскользнул из консервного завода и, спеша, спустился по улице так быстро и бесшумно, как только мог.
Внизу, у основания грубой каменной лестницы все еще плавала лодка, привязанная к сломанному остатку старой деревянной колонны. Я подавил желание издать возглас, и спустился вниз по промерзшим камням так быстро, как только мог, не ломая себе шею. Вода была злобно холодной, но я почти не чувствовал этого – что, вероятно, не было хорошо. Когда это закончится, за это придется заплатить чертовски сильной болью. Но по сравнению с теми проблемами, что я недавно имел, эта была радостью.
Я добрался до лодки, забросил в нее посох и вскарабкался на борт. Я услышал крик на склоне и замер. Прожектор пробежался взад-вперед по деревьям, и удалился в другом направлении. Меня не заметили. Я усмехнулся, как дурак, и дополз до места водителя. Как только я начну двигаться, я привлеку внимание, но все, что мне нужно делать, это двигаться на запад так быстро, как только можно, пока не достигну земли. Вся западная береговая линия поблизости очень плотно заселена, и я без проблем найду место, где будет достаточно народа, чтобы избежать дальнейшей назойливости.
Я упал в место водителя и потянулся к ключу зажигания.
А его не было.
Я огляделся вокруг. Розанна оставила ключ в зажигании. Я определенно помнил, что она сделала именно так.
Тени, колеблясь, отодвинулись от пассажирского места напротив места водителя, раскрывая Никодимуса. Он спокойно сидел в его черной шелковой рубашке и темных брюках, с серой петлей, которую он носил, как галстук, вокруг горла, обнаженный меч на коленях, левым локтем опершись на левое колено. В кончиках пальцев левой руки он держал кольцо для ключей, с которого свисал ключ зажигания лодки.
– Добрый вечер, Дрезден, – сказал он. – Это ищете?
Глава 45
Дождь со снегом превратился в большие, влажные снежинки. Лодка мягко качалась на неспокойных водах озера. Вода хлопала о борта и булькала, огибая корпус. По сторонам и переду лодки начал формироваться лед. Я знаю, что есть слова для всех частей лодки, такие, как нос и планшир, но у меня это как-то не запоминается.
– Безмолвный Гарри Дрезден, – сказал Никодимус. – Предполагаю, такое случается не каждый день.
