— Прости, красавица, — сказал я, не оборачиваясь и не очень следя за тоном: он выдал напряжение и, может быть, некоторый затаенный страх. — Уже поздно… Так вышло, что мне нужно идти. У меня этим вечером завелись дела.
Я сразу мысленно проклял себя: ну вот, сделал ту же самую ошибку! Фильхе, конечно, женщина взрослая, пощечину не залепит, но…
Тут я инстинктивно обернулся и даже пригнулся. Очень вовремя, как выяснилось. Потому что Фильхе была уже готова всадить кинжал мне в спину, а глаза у нее были безумные.
Нет, ну да, виноват… Но так-то зачем?!
Мы шли на кладбище. Это стало ясно почти сразу. Во-первых, какое еще спокойное место посреди города можно придумать?… Во-вторых, раз уж этот город принадлежал Семерке, покойных тут наверняка сжигали, и закапывали в землю, осветив соответствующими знаками. А раз так, значит, Воху-Ману, наверное, так и тянет к земле, где святого больше всего… Хотя вообще с него сталось бы меня в главный храм вызвать и работу там потребовать. Не потребовал. Не хочет людей лишних впутывать?… С чего бы? Когда это боги от людей таились?
Или… не доверяет?
Воху-Мана не доверяет собственным жрецам?
Нет, глупости, хватит на пустом месте рассуждать, этак меня самая легкая несообразность к чему хочешь приведет. Мало ли почему он сделал так, как сделал. Прихоть, например. В храме все, по случаю праздника, перепились до полной невосприимчивости: им сейчас что Воху-Мана, что дождь зеленых ежиков с неба…
Просто не додумался, в конце концов.
Далеко в глубь кладбища мы идти не стали. Просто зашли за ограду. Мирно тут было. Ряды каменных обелисков, украшенных соколиными перьями или бычьими рогами. Рога в лунном свете — луна уже взошла, пока мы с Вией торчали около фонтана — блестят, перьев вообще не видно. По ночному времени на кладбище никого не было, даже пьяниц. Днем — одно дело, можно спокойно и гулять между могил, и жонглеров слушать — но ночью, когда могущественное Солнце, видимое тело Ахура-Мазды, скрывается с небосклона, может случиться все, что угодно. Медина-дель-Соль в этом плане от других городов не отличается.
— Ну вот, — сказал Воху-Мана, едва ли руки не потирая. — Так-то лучше, молодой человек. Давай-ка мне… эту штуку.
Я послушно полез за пазуху, и достал оттуда переплетеную тетрадь. Ту самую, в которую я переписал начисто гороскоп Стара. Специально прихватил с собой — в расчете примерно на такой случай.
Гороскоп был составлен правильно — от первого до последнего слова. И истолкован верно. Но был он для Семерки совершенно бесполезен: зря, что ли, я так долго отводил Стара от его судьбы?
Тетрадь легла в протянутую руку Воху-Маны, и я едва удержал выдох облегчения. Теперь… теперь, по крайней мере, это кончено. Только от него можно ожидать любого подвоха.
Воху-Мана раскрыл тетрадь, брезгливо держа пергаментные листы длинными пальцами за уголки. Пробежал глазами строчки — горжусь я, горжусь своим ровным почерком, и совершенно за дело! Редко кто из астрологов сойдет за каллиграфа, но их попросту не колотила по пальцам тетушка Ванесса.
— Кажется, это оно и есть, — сказал Воху-Мана. — Надеюсь, ты душу вложил в этот гороскоп?
— Обижаете, господин мудрец, — ответил я сдержанно. — Делать иначе работу — любую работу, но особенно по вашей просьбе — просто ниже моего достоинства.
— Да?… Вот как? — он рассеянно вздохнул, перевернул страничку. — А где… ах да, вот оно. И это тоже… — постучал пальцам левой руки по пергаменту, помычал что-то. — Ну что ж… — это он бормотал под нос, как будто сам для себя… на его лицо по-прежнему падала тень от глубокого капюшона, не приходилось хотя бы на эти жутковатые ускользающие черты смотреть, как тогда, в таверне. — С душой, значит, работал… Ладно, если что, с душой мы тоже можем побеседовать. Это запросто.
И, не отрывая взгляда от тетрадки, сделал быстрый жест правой рукой.
Отвратительная, ужасная боль пронзила мою грудь… Сам не знаю, почему я не заорал. Рот моментально наполнился кровью… вот гадость. Немного на свете есть вкусов, противнее собственной крови, особенно когда ее так много. Даже застонать не получилось.
Еще у меня сразу подогнулись ноги и голова пошла кругом. Я упал — сперва на колени, сжимая обеими руками торчащий у меня из груди посох. На ощупь посох почти обжигал — это явно не дерево. Металл.
Потом Воху-Мана посох выдернул. Я упал ничком и замер. Почему такой странный удар?! В грудь — но не в сердце. В правую сторону. Или в левую?… Черт, не соображаю ничего… Нет, если бы влево, я бы сразу умер. А так… дышать трудно… кровь изо рта… интересно, она пузырится?… Ладно, почти наверняка легкое. Правое легкое.
— Оказывается, убивать их просто, — голос Воху-Мана, доносившийся словно откуда-то издалека, хотя я знал, что он, скорее всего, все еще стоит рядом, звучал почти удивленно. — Всего-то и надо, что бить левой рукой.
Сердце мое ухнуло бы вниз, если бы я стоял. Я лежал — поэтому оно, наоборот, подпрыгнуло к самому горлу. Это что же… Воху-Мана никогда не убивал прежде САМ?… Вот так просто?… Он что, действительно перепутал лево и право?!
Или все-таки играет?! Он же мудрый бог, мудрый! Нет, конечно, я знаю, что их качества сильно преувеличены, но чтобы настолько…
Я лежал, боясь пошевелиться, и чувствовал, как вместе с кровью из меня вытекает жизнь. Боль адская… Сейчас бы, по-хорошему, плащ порвать и перевязать хоть как-то… кровь остановить… а если он еще не ушел?…
Конечно, не ушел… он же должен чувствовать, что я еще жив!
Или Драконье Солнце ему помешало?…
Или?!..
Да пошли вы с этими «или» — я жить хочу! И буду!
Я лежал, сцепив зубы, считал секунды и больше всего на свете боялся потерять сознание.
Вообще-то в окружении Хендриксона чего только ни рассказывали. Мне приходилось слушать истории вроде этой: когда женщина после ночи любви — или во время — набрасывалась на мужчину с ножом. Но обычно этому хоть какая-то причина была — например, она за своего отца мстила, или просто так… мстила, в общем. Однако сейчас я был совершенно уверен, что малознакомых мужчин, которые могли бы оказаться родственниками Фильхе, не убивал (да и разве жрицы не должны отказываться от всякого родства, когда принимают на себя служение?), и вообще, ничего такого, что могло бы навлечь на себя ее недовольство, не делал. Или все-таки?… Вроде, ей нравилось…
Разумеется, от ножа я увернулся. Двигалась жрица быстро, но боевого опыта ей недоставало. Я откатился в сторону, она кинулась на меня еще раз, вопя «Умри!», потом снова… Я подставил ей подножку и, когда она полетела лицом вперед, быстро вскочил и заломил ей руку за спину. Ту самую, что с кинжалом. Выкрутил ей запястье, заставляя пальцы разжаться, и оружие выпало из руки, глухо стукнувшись о плетеный половик. Ну вот…
