— Тише, — Агни вдруг остановилась, она совершенно не слушала меня. Поднесла руку ко лбу. — Тут… я не могу их найти! Куда они пошли?… Ах, как следы путает…
Она присела на корточки и начала водить рукой над грязной мостовой, будто слепая.
— Ты что, пытаешься их учуять? — спросил я.
— Да, — она кивнула. — Раньше-то я Большого чуяла отовсюду… Но теперь это тело… оно как шоры на глазах… Может быть… — она задумчиво кинула взгляд на меч на моем поясе.
— Ни в коем случае, — сурово сказал я, сразу сообразив, что она собралась делать. — Сама же сказала: ты с этой женщиной договоришься. Договоришься, а не убьешь! Я не желаю, чтобы она и жизнь из-за Кевгестармеля теряла!
Агни открыла рот — может быть, чтобы язвительно сообщить: мол, жизнь в теле, занятым чужим разумом, хуже каторги, — но изменилась в лице и сказала явно совсем не то, что собиралась:
— Почуяла! Они близко! Но… — она подняла голову и посмотрела на меня, сдвинув брови. — Это не вампир… совсем не вампир. Это…
— Бог? — резко спросил я.
Она вскочила, отшатнулась.
— Нет! Нет, не скажу! Ты погибнешь! Погибнешь, или выпустишь бога!
Я шагнул к ней. Был я зол в тот момент неимоверно. Сказать, нет?… Если она хочет быть со мной, она никогда не должна решать за меня. Никогда. Или сама поймет?… Потому что если я произнесу это вслух, она может очень серьезно обидиться: саламандры — существа свободолюбивые.
Агни сделала еще шаг назад.
— Прости… — прошептала она. — Прости. Да, я понимаю… Он знаешь где?… На кладбище. Надо торопиться.
И, обернувшись, побежала так быстро, что я еле успел за ней.
Бежали мы недолго — или мне показалось, что недолго. Зато мы много петляли, и пару раз я спас свою спутницу от падения в нечистоты. Да и сам я однажды поскользнулся и вынужден был схватиться за стену соседнего дома… Если вы бывали в Медина-дель-Соль, то, может быть, вспомните: этот тот самый маленький переулочек, где стены домов словно выгибаются пузырями, а кирпичи кое-где выступают из кладки, без всякого видимого порядка. Там еще расстояние между домами такое, что двум людям не разойтись: хорошо, что нигде нет дверей напротив друг друга. А толстые горожане, если им случается тут проходить, наверняка застревают…
Переулок влился в улочку пошире и почище, потом мимо нищего, который что-то пробурчал на ходу (не то защищал от нас свою бутылку, не то, напротив, звал присоединиться), мы сбежали с пригорка и уперлись прямо в чугунные кладбищенские ворота. Они были заперты, на них, как и положено, висел замок. В сторожке огонь был уже потушен: и не удивительно, что сторож не то пьет где-то, не то веселится.
— Сможешь войти? — спросила Агни.
Вместо ответа я ухватился за край оградки — стоило всего лишь поднять руку — подпрыгнул, ухватился одной рукой и перемахнул через ограду. И только тогда сообразил…
— Агни! Я же не могу тебя оставить здесь!
— Ты же не хотел, чтобы я шла с тобой, — ехидно сказала она.
— Да, я по-прежнему не хочу! Но оставить тебя глубокой ночью у кладбищенской ограды немногим…
— Я сумею постоять за себя, — ответила она. Из складок мантильи, которую она маскировки ради накинула поверх сердеха, блеснуло лезвие стилета и тут же спряталось. — В праздничную ночь все перепились. Торопись, Стар!
— Если с тобой что-то случится, я тебя сам убью! — пригрозил я, и кинулся вглубь кладбища. Нет, возможно, я и поступил по-идиотски. Но хоть убейте, после того, что случилось, я не мог заставить себя воспринимать Агни в теле Фильхе как обычную женщину. И если она говорит, что сумеет постоять за себя и грозится кинжалом, значит, наверное, и впрямь сумеет…
Бог не уходил. Я чувствовал, что он стоит надо мной, возможно, перебирая пальцами бородку, и поэтому попытаться сесть и перевязать рану было нельзя. Интересно, почему?… Он действительно перепутал руки, не знает, с какой стороны у человека сердце?! Может ли быть такая глупость?… Или сказал так только ради игры: мол, абсурдность ситуации заставит меня поверить в то, что подобный идиотизм действительно возможен, и тогда я выпрямлюсь… и он добьет меня.
Наверное, так… иначе зачем он так долго глазеет на предполагаемый труп?… Или времени прошло мало?… Время в таких ситуациях течет по-другому, минута может показаться за десять… По идее, Драконье Солнце не дает ему чувствовать меня… Если бы еще не было так больно… И так страшно, что уж греха таить.
— Вот интересно, — задумчивым, заинтересованным тоном произнес Воху-Мана, — он должен быть уже мертв, а крови все больше и больше… Друг мой Кшатра Варья как-то сообщал мне при случае, что из мертвецов кровь не течет…
Вот гад, а?!
Неосязаемое, легчайшее предчувствие коснулось меня… Еще мгновение назад я думал, как бы не пошевелиться, а теперь насколько мог сноровисто откатился в сторону… и тут же схватился за грудь: там будто вертел провернули. Раскаленный.
Воху-Мана, чей посох, вместо того, чтобы вонзиться мне в спину, проткнул пропитанную кровью землю, разочарованно покачал головой. И произнес голосом расстроенного дедушки:
— Ах, мальчик-мальчик, что ж ты так?… Обманываешь?… Нехорошо.
Занес посох второй раз, и я понял: все, не увернусь.
Однако Воху-Мана меня не ударил. Он резко обернулся и врезал посохом по кому-то с разворота… интересно, это и в самом деле был сноп искр, или мне показалось?…
— Ты кто, юноша?… — процедил Воху-Мана сквозь зубы.
— Не узнаешь? — ответил ему Старов голос. — Собственно, предмет вашей сделки! Косвенно.
Еще бы чуть-чуть… если бы я проговорил с Агни на пару секунд дольше, астролога уже бы убили. Наверное.
Во имя Ормузда, что стоило этой ящерице быть чуточку болтливей?! Теперь вот выкручивайся, спасай его… А он, еще того гляди, потом все равно помрет. Вон, скорчился как и за грудь держится. Да еще и кровью кашляет. Дрянь дело. Сомневаюсь я в целительских возможностях Драконьего Солнца.
Это он, значит, так насчет моего гороскопа договаривался. Ага, договорился.
Нет бы сбежать по-тихому! Так сам подставился… Это он вроде как богов от меня отводил, отмазывал. А в итоге мы оба помрем, потому что драться с богом — дело заведомо бесполезное, если только ты сам не бог.
Нет, умирать нельзя. Ни в коем случае.
Я встретил удар посоха Косой и зашипел сквозь зубы: с-силен, мужик! Я чуть плечо не вывихнул! Даром, что мудрец! Как бы тогда Кшатра-Варья ударил?!
— Что ж ты, дедушка, — прошипел я сквозь зубы. — Мудрец, а дерешься!
