Барон Альбрехт сказал осторожно:
— А как отличить самых отъявленных преступников от просто отъявленных?
— На кого укажу, — пояснил я, — тот и отъявленный. Пся крев, да велика ли разница? На палю этих гадов, на палю!.. Все, иди.
Барон посмотрел пристально и покачал головой, упрекая за неуместный юмор, а сэр Жерар ушел, от обалдения отвесив целых два поклона, а я подумал, что в самом деле стоит ввести этот более прогрессивный метод. «На палю» — так кричала польская шляхта всякий раз, когда удавалось захватить в плен казаков, а то и даже встречая парламентеров. Казаков сажали тысячами, ликование дворянства было неописуемым. Правда, казаки отвечали тем же, хотя по простоте своей и в гораздо меньших размерах, предпочитая просто зарубить противника.
Так что сделаем еще шажок от варварства к просвещению: изощренное потрошение и четвертование заменим простым сажанием на кол. И без поперечного колышка, который не дает проткнуть человека быстро, а задерживает агонию. И применять только в государственных интересах, потому что власть толкает людей на дикие и подлейшие поступки. К примеру, отвратительнейший пример подал Петр Первый, когда любовника своей сосланной в монастырь жены майора Глебова посадил на кол в тридцатиградусный мороз на Красной площади, а чтоб не замерз слишком быстро, на него одели шубу, шапку и теплые сапоги, так что майор дико кричал в страшных муках на радость толпы пятнадцать часов, но когда Петр приблизился, чтобы с радостью садиста полюбоваться на умирающего, тот обругал его последними словами и плюнул в наглую толстую морду. Умер майор только на следующий день, а Петр Первый это пятно с себя никогда не смоет, так что надо быть очень осторожным и в личных целях никогда-никогда, оппозиция все заметит.
Император Тиберий, правивший Римом незадолго до рождения Христа, заявлял, что смерть — слишком мягкое наказание для осужденного, потому даже в цивилизованных странах казнь делают как можно более мучительной и долгой, тут поперек течения не попрешь…
Однако, думаю, один-два часа мучений на колу достаточно. Иначе люди устанут, притерпятся, впечатление будет смазано. Хотя, конечно, булочники, водоносы и уличные торговцы сладостей будут недовольны, но всем не угодишь.
Можно бы сожжение, вон персидский царь Дарий сжег собственную мать, так что сожжение имеет давнюю историю. Ведьм, к примеру, редко сжигали поодиночке, обычно десятками, а бывали периоды, когда их сжигали за сезоны по нескольку тысяч в одном районе. Но этот красивый и праздничный обряд монополизировала для себя наша гуманная и милосердная Церковь, не желающая видеть пролитую кровь…
Единственное, что могу сделать в этом направлении, — это не отменять казни, а сделать жизнь в Сен-Мари и Армландии такой, чтобы у людей не было необходимости убивать и грабить, устраивать перевороты. Конечно, преступники все же будут, не все же разбойничают из-за нищеты, есть и любители острых ощущений, но их окажется на порядок меньше, а то и на два.
А потом… потом казни сделаем настолько незрелищными, что народ перестанет возмущаться, если они перестанут быть публичными. Хотя, конечно, это будет еще очень-очень не скоро.
Я вздрогнул, когда барон взял меня настойчиво за локоть.
— Ваша светлость, а теперь пора очнуться от сладкого смакования справедливости мести, вон как ваши блудливые глазки бегают, и вернуться к сегодняшним делам.
— Давайте, — сказал я вяло.
Он огляделся беспокойно по сторонам.
— Лучше бы вернуться в зал.
— Хорошо, — согласился я без энтузиазма. — Что-то как-то все не так…
В малом зале я привычно сел во главе стола, справа барон Альбрехт и барон Эйц, граф Готар, неизменный сэр Растер, сэр Жерар, по другую сторону весьма удивленный приглашением барон де Брюс, а также командиры, которых граф Ришар прислал с ним мне на помощь из Гандерсгейма.
Конечно, и наиболее влиятельные лорды Сен-Мари, как герцог Фуланд, сэр Фридрих Рюккерт, лорд Рудольф Герман Лотце и другие, присутствуют с важными и торжественными лицами, а еще и великий инквизитор отец Дитрих, его я тоже ввел в члены высшего Совета.
Леди Хорнегильда, королева турнира, сидит не рядом, это я учел, а за дальним столом рядом с сэром Кристофом Шлоссером, армландским лордом. Только она и улыбается постоянно, хорошо, пусть украшает, а нам тут и без украшений тошно.
— Кейдан готовится нанести удар, — докладывал барон Альбрехт, — усиленно собирает сторонников.
— Сведения точные?
— Перепроверенные, — заверил он и добавил чуть мягче: — Я бы тоже хотел, чтобы это оказалось неправдой.
Я буркнул недружелюбно:
— Что еще?
Сэр Фридрих Рюккерт сказал упавшим голосом:
— Алхимики докладывают, что в исследовании состава, переданного вашей светлостью, столкнулись с огромными трудностями и пока не знают, как их преодолеть…
— Эх…
— Сильные дожди, — доложил сэр Рудольф Лотце, — размыли участок вашей новой дороги, что строят от Тоннеля… из Тоннеля и до самого Геннегау. Той самой, что вы зовете железной…
Я слушал-слушал, как они перечисляют проблемы, наконец спросил устало:
— А хорошие новости есть?
Они переглянулись, барон Альбрехт сказал бодро:
— Есть, если считать таковой, что созрел новый заговор против вашей светлости!
Я посмотрел на него со злостью.
— И что в нем хорошего?
Он сказал с удовлетворением:
— Удалось узнать имена заговорщиков буквально сразу.
— Кто?
— Главой избрали некого графа Бокарда Эйхсфельдского, отпрыска знатнейшего рода, еще более знатного и древнего, чем у самого Кейдана…
Я порылся в памяти, пробормотал:
— Граф Константин Бокард Эйхсфельдский, владетельный сеньор Казенхельма, барон Утрерда, лорд Итлингии… он?
Барон Альбрехт удивленно покачал головой:
— Все-то вы знаете, ваша светлость… Чего я тут делаю? Нате вам раскаленный прут и сами тыкайте в ребра этим недоумкам, что и прятаться не научились…
— Погодите, — сказал я в недоумении, — но граф Бокард сейчас в Гандерсгейме! Ему поручено принять управление строительными работами в городе Убарлоу, оно же и королевство. Поставить ворота, заделать бреши в стенах, а если будет необходимость — поднять повыше. Я обещал подать это как повышение по службе!
— Кем поручено?
— Мною.
— Это в самом деле повышение?
— Он сильно провинился, — сказал я, — и наделал крупных ошибок. Да еще и не выполнял прямые приказы. Но я не сторонник жестких мер, не стал его позорить…
