— Что? Тебя?
— Ведь это я помогла Руфинию в убийстве Ниалла.
«Ради меня», — понял он и хотел снова прижать ее к себе, но не смог пошевелиться.
— Она и не умирает до сих пор, потому что хочет отомстить за Ниалла. Ей известно, где находятся все те, кто лишил его жизни, — Нимета покачала головой, от резкого движения высохшая рука ее качнулась. — В Стегир, думаю, она приплыть не может. Из моря сюда не попасть. А вот в Одиту она вполне может попасть.
Замолчала и вроде бы успокоилась. Грациллоний ощупью пробирался к здравому смыслу.
— Руфиний был язычником… хотя нет, он, скорее всего, ни в кого не верил. Ты же… Христос защитит тебя.
— Если я его приму. — Дочь покачала рыжей головой. — А в сердце моем нет этого.
Ну а что же он сам? — подумал он. Зачем он искал Христа? Может, хотел защиты от зла? Ему казалось, что Христос стоит между миром и хаосом, словно центурион между Римом и варварами. Грациллоний знал, что Христос жил, так же, как знал, что есть император, пусть он и не видел ни того, ни другого. Христом он восхищался, но любил ли он Его?
— Он примет тебя, если попросишь, — сказал Грациллоний.
Гордыня ее вдруг сломалась. Она посмотрела в темноту леса.
— Примет ли? — прошептала еле слышно. — Сможет ли? Отец, ты не знаешь, что натворила я за свою жизнь.
На душе стало еще тяжелее.
— Я знаю больше, чем ты думаешь, — сказал Грациллоний. — Воды Его смывают с нас все грехи. — «Вот почему до сих пор я не принял крещение», — подумал он.
— Ну так что же, поговори со своим епископом о Дахут, — сказала она, пытаясь сохранить независимость. — Я рассказала тебе все, что мне стало известно.
— Нимета, — умоляюще сказал он, — ты не должна больше страдать в одиночестве, бедности, страхе. Позволь же тем, кто тебя любит, помочь тебе.
К ней снова вернулась храбрость.
— О, да у меня не так все плохо. У меня есть дом, кошки… — Она даже улыбнулась. — Ты их не видел. Они в доме. Три котенка. У меня свобода и этот дремучий лес… — голос ее дрогнул: — Папа, лишь о тебе я иногда плачу.
В лесу застонал ветер. Упали первые капли дождя.
II
Саломон застал Грациллония за работой в нескольких милях от Конфлюэнта. Что ж, человек должен трудиться, как бы ни было тяжело у него на сердце.
Как-никак, он куриал и отвечает за жизни многих людей, а люди нуждаются в достойном существовании. Нельзя же без конца тратить пиратское золото. После женитьбы он вошел в партнерские отношения с Апулеем. Сенатор финансировал работы, а Грациллоний — сын фермера, солдат, правитель — осуществлял их. Партнерство их в этом году дало отличные результаты. Большие территории расчистили под пахотные земли. Грациллоний занялся коневодством. Фавоний был племенным жеребцом, и он намеревался вырастить много таких лошадей, подыскивая где только мог лучших племенных кобыл. Это сулило надежный и постоянный доход. Рим всегда будет нуждаться в кавалерии.
В тот день огораживали луг, и Грациллоний трудился вместе со всеми. Работа не приносила ему прежней радости. Впрочем, последнее время никакая работа его не увлекала. Ну что ж, хоть мышцы разомнет. Саломон, как обычно, примчался на бешеной скорости, натянул поводья, так что лошадь встала на дыбы.
— Привет! — закричал он.
Грациллоний прищурился. Солнце окружило нимбом голову с каштановыми, как у Верании, волосами. В свои шестнадцать Саломон пока еще не брился, но выглядел уже как вполне взрослый юноша. Подростковая неуклюжесть исчезла, тело стало крепким и гибким. На нем были полосатая туника и бриджи сумасшедшей расцветки.
— Что ты носишься как угорелый? — проворчал Грациллоний.
Саломон слегка поморщился, но не осмелился противостоять резкости зятя.
— Вы хотели узнать, когда вернется Корентин. Так вот: он вернулся.
«Такое событие оправдывает галоп, — подумал Грациллоний. Надо сегодня же встретиться с епископом».
— Спасибо, — поблагодарил он Саломона. Дав указания старшему рабочему, вскочил на Фавония.
С неба лился благодатный свет. Над белым клевером летали пчелы. Щекотал ноздри запах дикой моркови. Кружевные листья ее напоминали морскую пену… Какая погода сейчас в Исе? Ему представился туман, огромные волны, бьющиеся о скалы, и руины. Злые силы вроде бы ненавидят солнечный свет. Ныла душа.
Возле поросшей травой крепостной стены Саломон попрощался с ним и ускакал, видимо, в поисках более веселой компании. Грациллоний продолжил путь. Церковь все еще строили. Корентин надеялся сделать ее собором и открыть до наступления зимы. Расширение и украшение здания, возможно, будет продолжаться еще несколько десятилетий. Грациллонию это казалось странным, но что поделаешь, наступают новые времена.
Епископ был дома, в Аквилоне. Корентин встретил его в дверях. С минуту глаза из-под кустистых бровей пристально вглядывались в гостя.
— Входи, сын мой, — сказал он ласково. — Входи же, давай поговорим.
Грациллоний пошел за ним в комнату. Подчиняясь жесту, тяжело опустился на табурет. Корентин разбавил вино водой и налил в бокалы.
— Ну, как прошла поездка? — спросил Грациллоний без предисловия.
— В ужасных спорах, — ответил Корентин. — Пришлось проявить упорство. Дело тут даже не в Брисие. Он только думал, что влияния у него больше, чем у меня. Пришлось расставить все на свои места. А вот когда мы явились к Глабриону, он тут же принял сторону губернатора и отстаивал его доводы с пеной у рта.
— Не понимаю.
— В самом деле? Я думал, ты в курсе. Разговор зашел о правах церкви, любой церкви. Возможно, ты не обратил внимания, да и немудрено: у тебя в то время столько было забот. Семь лет назад император отменил права церкви, и это вызвало такие бурные протесты, что год спустя он отменил свой же указ.
«От этого полоумного Гонория всего можно ожидать, — подумал Грациллоний. — В прошлом году закрыл Колизей, запретил бои гладиаторов… ну это, разумеется, дело хорошее, да зачем же он столько времени их разрешал? Да, а потом еще после победы, одержанной Стилихоном, устроил праздник в собственную честь. Тоже мне, триумфатор».
Да ладно, все это неважно.
— В указе нет ясности, — продолжил Корентин. — Во многих отношениях его можно трактовать как ограничение прав. Каких, например, беженцев мы можем принять? Только ли христиан? — Он предложил гостю бокал.
Грациллоний выпил, не заметив вкуса.
— А, теперь я вспомнил, — пробормотал он. — Извини меня. В голове последнее время какая-то каша. Тебе нужна свобода, с тем чтобы решения выносить самому, так?
— Вот именно, — Корентин так и не сел. Долговязая фигура его возвышалась над Грациллонием, сгорбившимся на табурете. — А губернатору не нравится это так же сильно, как и императору. Получается, церковь ставит себя выше государства, что, разумеется, совершенно справедливо. — Он сделал большой глоток. — И спорил-то я, имея в виду тебя. Конфлюэнт привлекает новых людей, сюда приходят даже из далекой Британии. Не так-то просто их подчинить. Опора на церковь придаст им новые силы. В общем, свою независимость я не отдал, но и мне, и другим священникам, кто думает так же, предстоит долгая борьба. Это ясно и римскому папе, и императору, кто бы им ни был и где бы ни находился.
