Меня самого перепугали произнесенные слова. Оставалось надеяться, что Строитель понимает, что творится сейчас в моей душе.
Все так же молчавший Гарретт наконец опустил взгляд, подперев подбородок правой рукой. Он выглядел еще более уставшим чем прежде и в этот момент я ненавидел самого себя за причиняемые хлопоты. Мне стало почти совестно за свои слова, хотя все это была сущая правда. А останься я с нечистой совестью, так может и не причинил бы столько забот.
Вор молча поднялся и начал убирать со стола остатки нашей ночной трапезы. Чувствуя себя несчастным, я знал, что Гарретт не намерен продолжать разговор на эту тему. Но мне уже было трудно остановиться, столь глубоко копнув.
– Вы не можете защитить меня от моей судьбы. – Уже произнося это, я знал, что выбрал неверные слова. Он обернулся ко мне с перекошенным от гнева лицом:
– Слово „судьба“, – жестко произнес Гарретт, – вовсе не означает, что нужно подобно безмозглому барану топать к мяснику, только лишь из-за того, что это якобы считается неизбежным! Ты не ведаешь своей судьбы! Так будь благодарен за это!
На сей раз уже мне пришлось замолчать и опустить глаза. Отвернувшись, он продолжил уборку и я не стал больше его беспокоить, а в последний раз поворошил угли в камине и подбросил еще дров на ночь. Гарретт в это время уже лежал на своей кровати с закрытыми глазами. Я тоже устроился на ночлег, потушив последнюю свечу.
– Я, должно быть, совсем спятил, коли взялся за это дело... – это бормотание вызвало у меня ухмылку. Потом я заснул.
Аристайдес враждебно смотрел на меня. Я знал, что этого не могло быть, но он выглядел именно так, как в тот самый последний день. В тот день, когда его безжалостный меч пронзил мне грудь.
Я знал, что он задумал и у меня от страха перехватило дыхание.
Когда он начал медленным шагом приближаться, меня охватила паника, заставив бежать без оглядки. Но как бы быстро я не мчался, все равно не двигался с места, а если оборачивался, он каждый раз становился все ближе, хотя двигался медленно и незаметно. В его глазах тлел холодный огонь и мне стало очень зябко.
Я побежал еще быстрее, сердце колотилось так часто, что, казалось, вот-вот разорвется, но у меня не получалось ускользнуть от него.
Когда его рука схватила меня за плечо, я зашелся в безумном крике. Все тело охватил беспощадный холод. Я споткнулся, упал...
– Тим.
Рука, касавшаяся сейчас моего плеча, была теплой. Я проспал всего около часа: огонь еще не совсем угас и луна за замерзшим окошком еще высоко стояла на ночном небе.
– Просто еще один сон. – Гарретт, сидевший на корточках возле лежанки, поднялся, когда увидел, что я проснулся. Уже привычным движением он накрыл меня одеялом до подбородка и тихо сказал, снова ложась в кровать:
– Здесь ты в безопасности.
Не знаю почему, но от этих слов стало так спокойно на душе. Я закрыл глаза и проспал до самого утра без всяких снов.
34
Моя ненависть к Книге Праха сейчас казалась столь же сильной, как и прежнее желание отыскать ее. Холод пронизывал меня насквозь почти мгновенно, стоило лишь едва коснуться ее переплета или просто приблизиться. Читать нормально проклятый том тоже не получалось: спустя некоторое время я уже ничего не мог поделать со своими лязгающими зубами и приходилось прерывать это занятие. Удивительно, что раньше Книга не казалась мне столь холодной. Да, в своих воспоминаниях я слегка мерз, перелистывая страницы, однако сейчас этот мертвенный мороз будто бы усилился раз в десять. Кроме того очень мешало то обстоятельство, что изменяющиеся буквы представали лишь перед моими глазами, прибавьте к этому вычурный и сложный стиль текста, и тогда можно понять, почему чтение Книги Праха являлось настоящей пыткой.
Я сидел за столом рядом с Артемусом и пытался сконцентрироваться на написанном, невольно удивляясь терпению Хранителя. Он тщательно записывал все, что мне удавалось разобрать и мало-помалу благодаря нашим совместным трудам появилось несколько густо исписанных листов. Однако пока ничто из прочитанного не могло помочь нам предотвратить надвигавшуюся угрозу.
Мне было прекрасно известно, что время почти вышло. На следующий день центральная звезда окажется в зените и Аристайдес сможет завершить ритуал. И всему этому противостояли примерно четыреста покрытых письменами пергаментных листов, среди которых, возможно (но совсем не обязательно) скрывалось решение проблемы. А еще в голове вертелся мучительный вопрос: где и кого Маг собирается напоследок принести в жертву.
Гарретт затерялся в недрах скованного морозом Города, лишь только сдал меня с рук на руки Артемусу. Интересно, где он сейчас? Наверняка в одном из таких мест, где, по мнению городской стражи, ему совсем нечего делать.
Я старался не дать посторонни мыслям отвлечь меня от работы и продолжал читать дальше, но в какой-то момент это стало просто невозможно – мне срочно пришлось перебраться поближе к камину. Казалось, что эта Книга будто бы вытягивает из меня всю жизненную энергию, алчно высасывает тепло из тела, пока оно окончательно не превратится в ледышку. Артемус поместил перо в металлический держатель, глядя на меня с чувством легкого сострадания. Потом он спросил:
– Ты чувствовал себя точно так же, Тим, когда читал эту книгу в первый раз?
– Да, но тогда мне не было так холодно, – недолго думая, ответил я.
– Почему же теперь она так действует на тебя?
– Возможно из-за отсутствия магических способностей.
– Не знаю, можно ли все объяснить только этим.
– Как далеко мы продвинулись?..
– На три страницы.
Я вздохнул – работа шла все медленнее и медленнее. Так и будет продолжаться, вероятно, до тех пор, пока моя выдержка не откажет.
– Тут работы на целый месяц, а не на один день...
– У нас нет этого месяца.
– Этот фолиант словно иссушает меня...
Он внимательно посмотрел на меня:
– Что ты имеешь в виду?
– Мне не просто холодно. Книга словно... – я не мог подобрать слов – ... словно поглощает меня, питается моей жизнью.
– Это весьма интересно... В особенности потому, что такое воздействие она оказывает исключительно на тебя.
– Он... я наложил на Книгу чары, потому ее смысл понятел лишь мне.
– Но ведь тебе не нужно читать, чтобы ощутить холод, достаточно просто приблизиться. Это ведь никак не связано с чарами. Тогда по идее и я должен что-то чувствовать, не так ли? В чем же тогда различие между нами?
„Скажем, так: он – ученый человек, а я простой деревенский олух. Вот и все“, подумал я, но вслух ничего не сказал. Артемус еще раз окинул Книгу взглядом и промолвил:
