— Разве ты не хочешь получать более высокое жалованье? — проговорила леди. Это, однако, был вовсе не вопрос, а просто язвительное замечание. Шофер леди Клинк и без того получал непомерно высокое жалование, поэтому предложение увеличить его еще больше звучало абсурдно.
— Это будет непросто, миледи, — промолвил наконец Клатч. — Я имею в виду работу…
— Ерунда, — сказала леди Клинк. — Тебе ли не знать, сколько людей гибнет на дорогах каждую неделю? Ничего не случится, если на улицах Лондона найдут еще одно мертвое тело.
— Но начнется расследование… — начал было Клатч.
— «С водителя сняты все обвинения.», — решительно произнесла леди Клинк.
— Хорошо, миледи, — ответил Клатч и кивнул.
— Попроси ее ненадолго выйти и…
— Предоставьте это мне, миледи, — сказал шофер.
— И кстати, — добавила леди Клинк, — привези мне ее сердце и язык.
Вопрос таким образом был решен, и вскоре мачеха отправила Бланш в своем «даймлере» за какими-то покупками.
Девушка и шофер поехали на Оксфорд-стрит; там Бланш вышла и направилась в магазин, а Клатч под каким-то наскоро придуманным предлогом перегнал машину на противоположную сторону улицы. Вскоре девушка появилась из магазина и, прижимая покупки к груди, стала переходить улицу. Клатч тотчас ее увидел и, сурово сдвинув брови, устремил тяжелый «даймлер» прямо на нее. Лишь в последний момент Бланш догадалась о его намерениях и вскричала:
— Ах, милый шофер, не убивай меня! Я убегу, затеряюсь и никогда, никогда не вернусь домой!
Эти слова смягчили жестокое сердце шофера, а красота девушки настолько его тронула, что он сжалился над ней и сказал:
— Что ж, беги, бедное дитя!
Про себя же Клатч подумал: «На улицах Лондона такое движение, что тебя очень скоро сшибет какой-нибудь другой автомобиль». И все же при мысли о том, что девушка умрет не от его руки, у него камень с души свалился. Как раз в этот момент какой-то юный пешеход неосторожно сошел с тротуара на мостовую; шофер сразу это заметил и мигом раздавил его в лепешку, а потом извлек из кровавого месива сердце и язык, чтобы отнести леди Клинк в подтверждение того, что ее поручение исполнено. Бланш была спасена, но увы, она осталась совершенно одна и, к тому же, была основательно сбита с толку зрелищем многочисленных фонарных столбов — куда идти, она совершенно не представляла. Девушка мчалась то по тротуарам, то по мостовым, а слева и справа от нее проносились рычащие автомобили, но ни один из них не причинил Бланш вреда. Все дальше и дальше на север бежала она, и в конце концов затерялась в сгущавшейся темноте.
Тем же вечером, в довольно поздний час, леди Клинк беседовала со своей кухаркой, хотя все распоряжения относительно меню она обычно отдавала сразу после завтрака.
— Хиззард, — сказала она, — завтра его светлость обедает в гостях, поэтому я перекушу у себя в гостиной.
— Хорошо, миледи, — кивнула кухарка и уже собиралась предложить госпоже несколько блюд на выбор, но леди Клинк перебила ее: — Приготовь мне язык и сердце орикса*, - сказала она. — Клатч только что привез их от мясника. Да, кстати, мисс Бланш уехала на несколько дней, так что некоторое время ее не будет.
Об ориксе леди Клинк узнала из кроссвордов — этим словом составители называли африканского оленя; на самом деле она имела весьма смутное представление о том, что это за зверь. Впрочем, кухарка, черпавшая сведения из того же источника, спокойно взяла завернутые в газетную бумагу деликатесы; никаких вопросов она задавать не стала, и только осведомилась, как их лучше приготовить.
— Au gratin[6], - ответила леди Клинк, и на этом разговор закончился.
К тому моменту, когда леди подали к столу заказанное блюдо, Бланш добралась до небольшого горняцкого поселка, состоявшего из нескольких стоящих в ряд домишек, и вошла в один из них, чтобы немного отдохнуть. Внутри она увидела накрытый стол, на котором стояло семь тарелок. На каждой тарелке лежали ломтики бекона, а рядом стояло по бутылке; как поняла Бланш, это было пиво «Гиннесс», поэтому она отпила несколько глотков из каждой бутылки, ибо слышала, что «Гиннесс» для нее полезен, а также съела немного бекона. Бекон она брала по кусочку с каждой тарелки, чтобы никого не обездолить. Вдоль стены дома стояли в ряд семь кроватей; Бланш полежала на каждой, пока не нашла самую удобную, а поскольку она ужасно устала, то очень скоро уснула. А спустя какое-то время в дом вошли семеро шахтеров, которые здесь жили — просто сегодня они работали сверхурочно. Шахтеры сразу заметили, что кто-то ел их бекон, потом они поняли, что кто-то пил их пиво, и наконец самый внимательный из них заметил Бланш, которая мирно спала в одной из кроватей.
Тут все семеро шахтеров дружно ахнули от удивления, хотя и не настолько громко, чтобы Бланш проснулась. Будить незнакомую девушку они не стали, решив, что тот шахтер, чью кровать она заняла, будет в течение ночи спать по одному часу с каждым из товарищей.
Проснувшись утром, Бланш увидела шахтеров и испугалась, но они держались с ней очень дружелюбно и только спросили, как ее зовут и зачем она забралась к ним в дом. И Бланш рассказала им свою историю — как злая мачеха хотела ее погубить, как шофер сжалился над ней и как она бежала и бежала, пока не попала в этот шахтерский поселок. Когда она закончила, шахтеры сказали:
— Не согласишься ли ты следить за нашим хозяйством — стряпать, постилать постели, мыть посуду, шить, вязать и следить за порядком? В этом случае ты сможешь остаться у нас надолго и ни в чем не будешь нуждаться.
А Бланш ответила:
— С радостью и удовольствием.
Так она стала жить у шахтеров и поддерживать порядок в доме. По утрам все семеро отправлялись в шахту добывать уголь, а когда возвращались, горячий ужин уже ждал их на столе. Правда, весь день девушка оставалась одна, поэтому добрые шахтеры сказали ей так:
— Берегись своей мачехи, ибо она скоро узнает, где ты прячешься. Никого не впускай в дом, пока нас нет.
Так проходили дни, и вот однажды леди Клинк снова подошла к своему граммофону, который, как я, кажется, уже упоминал, был самым лучшим, какой можно достать за деньги, и всегда говорил только чистую правду. И, встав перед аппаратом, леди с торжеством продекламировала:
— Граммофон, дружочек, расскажи скорее,
Кто из нас двоих красивей и нежнее?
Потом она включила граммофон, и он ответил:
— Самой красивой ты, леди, была,
Но теперь Бланш тебя превзошла.
Рядом с темною шахтой в холмах
