причины этой вражды тонет в веках и тысячелетиях нашего существования. Существования Странников.
Иногда, размышляя о причинах нашей неприязни друг к другу, я подозреваю, что яблоком раздора стал Абсолют — великая сила, способная гасить и зажигать звёзды мановением руки. Некоторые из нас, включая и меня, считали, что он не должен никому принадлежать. Другие же — и их было большинство, — наоборот, всеми способами пытались его заполучить. Последнее время я склоняюсь к мысли, что они были правы — мощь Абсолюта не может до бесконечности долго быть предоставленной самой себе. Силе такого уровня рано или поздно потребуется хозяин, и вопрос лишь в том, сможет ли он распорядиться ею мудро.
Я помню, в какой хаос мы были погружены, убивая друг друга. Хранилище Абсолюта не было тайной для нас, обычный с виду мир под названием Шагрон испокон веков находился под нашим неусыпным взором. Была лишь одна загвоздка — чтоб добраться до Абсолюта и получить право пройти его испытание, нужен был ключ.
Иногда мы слышали зов — он означал, что где-то среди бесконечного множества миров появился страж. И в его руках был тот самый ключ — таинственный артефакт, единственный из ведомых нам, что способен был открыть врата, ведущие к Абсолюту. Тогда мы начинали сражаться с утроенной силой. Одни, чтоб уберечь Абсолют, другие — чтоб им завладеть. И в этих безумных битвах, что иной раз сотрясали до основания целые миры, мы медленно и целенаправленно уничтожали друг друга.
В конце концов я остался один.
И тогда встретил их. Радужноглазых. Или, как называли они сами себя, тайлеринов. Не владеющие даром находить пути, расположенные за Гранью реального пространства, они нашли иной способ путешествовать между мирами. Они создали Перекрёсток миров — или попросту отобрали его у неведомых даже Странникам прежних хозяев сего прекрасного и загадочного места.
И они тоже жаждали Абсолюта.
Полагая себя высшими над всеми остальными расами, они явились в Шагрон, огнём и мечом принуждая тамошних жителей подчиниться. Тайлерины сражались яростнее самых диких зверей, гордыня придавала им сил и лишала страха.
И однажды они нашли стража ключа. И то ли щедрыми посулами, то ли угрозами заставили его помогать им.
То было страшное время. Шагрон никогда не был столь близок к краю — ведь освобождение Абсолюта уничтожило бы этот мир. Но я победил, пусть и не без чужой помощи. И наградой мне стал тот самый Перекрёсток — прекрасная жемчужина, способная дать простым людям то, чего они всегда были лишены — путешествия в другие миры, избавленные от опасностей путей, открытых для нас, Странников.
Я спрятал Перекрёсток миров от взора его прежних хозяев. А потом заселил его людьми — так же, как некогда заселил ими Шагрон. Я создал совет архонтов, выбрав себе в помощники самых мудрых из приведённых мною. Я перестал быть Странником — пусть не внутренне, но внешне, — и занялся созданием дриммерского цеха. А архонты поколениями берегли мою тайну.
Но с тех пор во мне поселился ужас. Неизбежность — вот было его имя. Ибо я знал, рано или поздно вновь появятся ключ и его страж. Раздастся зов, и старая война за обладание Абсолютом разгорится с новой силой. И я понял — когда это случится, я вынужден буду, наконец, смириться с мыслью, что бесконечно она повторяться не должна. Мне вновь придётся вступить в неё, но не для того, чтоб сохранить существующий порядок вещей. На этот раз целью моей станет Абсолют. Шагрон, конечно, будет в результате уничтожен. Но зато сам Абсолют не окажется в руках того, кому не хватит мудрости и опыта им распорядиться.
Но шли годы и столетия, а зов всё не раздавался, и я почти уже забыл об Абсолюте. А потом на Перекрёстке миров появились эти дети.
Русоволосый мальчик лет пяти и девочка с волосами потемнее, совсем малышка. Оба зеленоглазые, худенькие, в каком-то грязном тряпье вместо одежды. Мальчик был напуган, он с силой, совершенно неожиданной для детских ручек, прижимал к себе свёрток со спящей девочкой, и что-то угрожающе орал на языке, расшифровать который никто впоследствии так и не смог.
Успокаивали его долго, пришлось привлечь к делу и научников из числа тех, что приписаны были к дриммерским квинтам — в отличие от теоретиков из Центра, помешанных на правилах и многомудрых системах, ими же самими и придуманных, эти предпочитали действовать по наитию, и зачастую именно такой подход давал наилучший результат.
Так вышло и на сей раз.
Много позже, когда детей отвели в Центр, отмыли и накормили, мальчик, активно жестикулируя, долго что-то рассказывал взволнованным голосом. Теоретики слушали, с понимающим видом кивали, делали записи; практики же только чесали головы и недоумённо переглядывались, дескать, не слышали никогда такого языка.
Когда мальчишка немного освоил имеющий хождение на Перекрёстке говор, он поведал, что жил в мире под голубым небом (а таковых в известной нам вселенной большинство). Но, в силу своего возраста, знал он о нём непростительно мало — даже название не смог вспомнить. Он сам не понимал, как попал на Перекрёсток. Мальчишка лепетал про то, как на его семью напали солдаты, и он испугался за сестру, схватил её в охапку, побежал прочь и — оказался здесь. В этот-то момент я и почуял неладное. Но — увы мне! — не придал этому значения. Детей, разумеется, пристроили в итоге в семью, обставив дело так, чтоб никто, за исключением, тех, кто весь этот год занимался найдёнышами, не узнал, что они пришли извне.
Сейчас, глядя на снег, падающий за прозрачным куполом, окружившим город под названием Серпентид — новое наше убежище взамен утраченного Перекрёстка, — я вновь и вновь корю себя за роковую ошибку, что совершил тогда. Болван! Этих детей следовало уничтожить в тот же миг, как они появились!
Ибо вскоре, впервые за тысячу лет, я вновь услышал зов, и на этот раз избранницей Абсолюта оказалась зеленоглазая егоза, только-только выучившаяся говорить.
Я ничего не сказал архонтам. Они всего лишь люди, и Абсолют — не их ума дело. Сам же, разумеется, стал действовать, поделившись необходимыми сведениями лишь с самыми доверенными из дриммеров. С теми, в ком был уверен как в самом себе — ибо без их помощи было
