Несмотря на старания Гундольфа как-то сгладить высказывания Конана-варвара, некоторые кавалеристы и благородные дамы, которые слышали их, выразили свое возмущение по поводу грубого тона чужака — так, пара замечаний, высказанных в пространство. Телохранители принца поглядывали на них настороженно. Ивор видел, что лицо киммерийца раскраснелось от выпитого вина.
— Разумеется, капитан, это так. Но мои источники доложили мне, что раны обоих убитых солдат весьма отличаются от тех, которые… которые оставило в телах деревенских жителей колдовское, дивное искусство Агохофа.
Его глаза остановились на поясе Конана, где вместо двуручного меча висел длинный кинжал, достигавший почти до колен варвара, дочерна загоревших.
— Отсюда можно сделать вполне логичный вывод, что они оба скончались не вследствие чародейства… Возможно, какой-нибудь кофит-дезертир… или кто-нибудь из крестьян, которых ты столь яростно защищаешь…
Конан отозвался:
— Вы призвали весь свой народ поддерживать ваше дела. Поэтому вы, вероятно, знаете, что люди ничто так не ненавидят, как черную магию. — Он с омерзением встряхнулся, точно мокрый пес. — Было безумием натравлять этого ученика чародея с ледышкой вместо сердца на беззащитных людей. Он сделал из них, мясо. — И твердо посмотрел принцу в глаза: — А ведь вы не идиот, верно?
На этот раз дыхание затаили все, кто был в зале. Даже Гундольф подумал о том, что словами яснее не скажешь. Его рука остановилась на рукояти кинжала.
Но принц широко развел руками, как будто хотел остановить своих телохранителей и помешать им подойти к Конану. Он не выказал ни малейшего признака гнева — вместо этого он широко улыбнулся киммерийцу:
— Наши политические воззрения могут быть различными, лейтенант. — Почти незаметным движением он пожал плечами. — Для меня это не имеет никакого значения. И тем не менее отвечу тебе. — Он обвел глазами собравшихся вокруг людей, как будто хотел им доказать, что его самообладание остается непоколебимым. Тем не менее на виске у него вздулась и забилась жилка. — Волшебник Агохоф прислан нам в качестве особо действенного оружия. Каждое незнакомое оружие должно подвергнуться испытанию. У меня не было бы никакой уверенности в том, что огромная сила этого орудия и впрямь сокрушительна, если бы я не увидел ее в деле… не опробовал ее с минимальными потерями.
И он поднял руку, будто в ней был меч.
— Оружие бесполезно, если его владелец не слишком ясно представляет себе, как им владеть. — Ивор сделал нетерпеливое движение рукой. — Если бы я знал силу этого волшебника, я бы ему, вероятно, приказал быстро и совершенно подчинить себе кофийскую крепость, вместо того чтобы заставлять тебя прилагать столько усилий, лейтенант. — Теперь его голос звучал почти сердито. — Но это оружие было тогда еще не испытано и потому не применилось.
Ивор помолчал. Вероятно, он почувствовал, что гнев может заставить его стать невежливым. После долгой паузы и тяжелого молчания, повисшего в зале, он вновь заговорил:
— В будущем я не буду больше колебаться в тех случаях, когда возникнет необходимость прибегнуть к услугам Черного Искусства, где бы это ни случилось. Каждый, кто не хочет пасть его жертвой, должен держаться от него подальше.
После этих слов принц резко повернулся и отошел на несколько шагов. И уже в другой компании он начал другой разговор — то была просто светская болтовня. Телохранители последовали за ним, наградив Конана напоследок мрачными взглядами.
Теперь все предводители наемных отрядов могли свободно поговорить между собой. Виллеза без колебаний встал на сторону Конана. Он положил руку на плечо варвара, хотя зингарец был едва не вполовину меньше ростом.
— Хорошо сказано, северянин! Этот вонючий колдун не принес ничего, кроме скверны и дерьма с тех пор, как явился в Тантизиум следом за ослиной задницей. Когда будет следующая битва, нам нужно будет просто схватить его и — уфф!
Гундольф положил конец его громкой пьяной речи могучим ударом кулака по спине.
— Хорошо сказано? Лично я этого не нахожу, — сказал старый воин.
Друзандра высказалась более осмотрительно.
— Мне показалось, что слова Ивора прозвучали как угроза нам всем. После того как мы так храбро бились за него, он вознаградил нас этим праздником, вместо того чтобы заплатить наше жалованье. А теперь все это выглядит так, будто он хочет вышвырнуть нас вон. Еще бы — заполучить такую новую волшебную игрушку.
— Но сила одного из туранских чародеев, члена Ордена Колдунов, воспитанного и образованного в Кхитае, — это не игрушка. — Из предосторожности Аки Вадсай говорил очень тихо. На его темном лице блестели только белки глаз. — О них ходят страшные слухи. Если обстоятельства складываются удачно, такой человек может совладать с целым войском.
— Ясно одно, нам нужно держаться настороже, — сказал Браго. — Но здесь не вполне подходящее место, чтобы обсуждать подобные веши. Как насчет того, чтобы встретиться завтра вечером в моей палатке?
Предводители наемников разошлись в стороны. Общее настроение было прохладным. Никто из остальных гостей не был настроен к ним дружески. Только для Друзандры делали исключение — правда, мужчины, хотя она обращалась с ними отнюдь не ласково.
Изысканные яства и напитки остались нетронутыми. Имелись здесь и иные развлечения. В озаренном факелами саду показались танцовщицы. Та, что возглавляла их, с пышными бедрами, была облачена, насколько можно было разглядеть, только в прозрачное покрывало. Она вращалась и извивалась в такт цимбалам. Ее обступали воины в тюрбанах, украшенных перьями.
Во время одной из пауз Гундольф наклонился к Конану и прошептал ему на ухо:
— Если уж и ждать кинжала в спину, то, по крайней мере, от стоящих парней. Я сейчас ухожу на праздник простых наемников, которые собрались на рыночной площади. Советую тебе сделать то же самое.
Твердым шагом пересек Гундольф праздничный двор. Своего лейтенанта он тащил за собой. Состояние Конана было таково, что он не мог оказывать капитану серьезного сопротивления.
После того как Гундольф и Конан доложились гофмейстеру принца, они оставили толпу и устремились к своим лошадям, привязанным в темном углу двора.
Когда они спускались по ступеням, из темноты бокового коридора выскользнула темная тень.
С быстротой молнии метнулась она к Конану. Гундольф выругался и схватился за меч.
Конан отшатнулся — и вдруг хмыкнул. Когда таинственная тень стала видна в свете коптящего факела, обнаружилось, что это прелестно одетая дама — одна из тех аристократических особ, которые были истинным украшением праздника.
Ее темные волосы были уложены в высокую прическу, схваченную блестящим гребнем. Красная шаль, в темноте казавшаяся черной, покрывала обнаженные плечи, а стройную талию стягивал алый бархат. В вечерней темноте ее глаза сверкали, точно зажженные от факельного света огоньки. Ее рот, испачканный ягодами, был полуоткрыт, придавая красивому лицу выражение пьяной похотливости.
— Я так и думала! — Она бросилась к рослому киммерийцу и повисла на нем, как водоросль на голой скале. — Разве это не тот молодой наемник Конан, с которым я только что говорила? Ох, останься, останься! — Она многозначительно подняла бровь. — Вы ведь еще не уходите? Ночь только началась!
Гундольф стал поспокойнее, поскольку видел обе ее руки, которые гладили широкие плечи Конана. Она не могла спрятать на своем полуобнаженном теле никакого оружия, которое было бы достаточно большим, чтобы уделать Конана.
Конан несколько возбудился. Кроме того, он был слегка удивлен ее порывом.
— Я рад; что ты еще помнишь о нашем разговоре, Евлалия. — Он удобно положил ладонь на ее бедро. — Но сейчас я хотел бы уйти с моим капитаном. Что скажешь?
— Ах, Конан, все эти твои истории… я нахожу их потрясающими. Я надеялась, что мы сможем поговорить подольше… где-нибудь там, где нам не помешают. Может быть, в моей комнате. Она как раз здесь рядом, под этой лестницей. — Кивком головы она указала на темный коридор, откуда выскочила.
Глаза и руки женщины все еще покоились Конане. Он спросил Гундольфа:
— Может быть, тебе лучше отправиться одному на праздник наемников, Гундольф? А я бы задержался…
Гундольф схватил Конана за руку и потащил его прочь от соблазнительницы.
— Простите меня, госпожа, но я должен обменяться с этим офицером парой слов наедине. — Он положил руку на плечо Конана и оттащил его на пару шагов в сторону. Затем прошептал ему в самое ухо: — Болван, я не о себе беспокоюсь! Я без страха могу один разгуливать по городу. Но ты… ты оскорбил влиятельного человека. — Конан ощущал ярость Гундольфа, который сильно, едва не царапая, сжимал его плечо. — Может быть, ты думаешь, что можешь спокойно провести ночь в его доме, развлекаясь с его придворной шлюхой? Если это не ловушка, да и к тому же ловушка для отпетого кретина, то в любом случае безумие и неоправданный риск. Ты немедленно пойдешь со мной.
