Шаг, шаг, поворот, шаг, шаг, поворот. Его пальцы чуть заметно задрожали, и раздался звонок. Зал заполнился людьми. Посреди толпы стояла пара в остановившемся вальсе, не расцепляя рук. Ещё немного. Прошу, ещё немного. Вдруг в её руку легло что-то прохладное и тяжёлое, она открыла глаза, Томейра исчез, оставив Айен разглядывать подарок.
Карманные золотые часы с узорами и гравировкой на неизвестном языке. Они открывались, они показывали время. Но часы во сне всегда показывают не то время, не то, которое ты хочешь вернуть.
*****
Проснувшись, Айен поздоровалась с Птицей, которая их приютила.
И тут же услышала голос Амелиса снаружи:
— Современники! Сегодняшний день мы должны прожить достойно… блин!
Как иногда забавно может выглядеть дружеская драка мокрыми рубашками, если б вы знали.
В Птице были найдены запасы воды в бочках, поэтому парни решили устроить стирку.
— Да вы же их порвёте так, прекратите! Амелис! — крикнула Айен, но впервые увидев Дана, улыбающегося во весь рот, осеклась.
Пока не умолкает смех, рассмотрим спину Дана, раз уж выдался такой удачный момент.
Кожа смуглая, загорелая. На спине и плечах не было живого места от тонких шрамов. Лицо его украшал только один шрам на виске, но его было плохо видно из-за вечно торчащего вихра.
Амелис не мог похвалится таким количеством увечий, поэтому, увидев, как Айен рассматривает Дана, заржал:
— Хочешь, зад покажу? У меня есть один шрам, который украшает её по твоей милости!
Айен вежливо отказалась, ущипнула друга за сосок и удалилась в Птицу, немного послушать её мысли.
Амелис что-то бурно рассказывал Дану, ответы его не были слышны, и Айен погрузилась в дремотный Слух.
…Ветер приносил снежные хлопья… человек мой, человек, не покидай меня, мой родной человек.
Быть птицей. Ощущать как ветерок поглаживает пёрышки, резать клювом воздушный поток, как масляный торт.
Наблюдать за людьми, быть едиными с ними, пускать в свою душу. Этот мой человек такой добрый. Я никогда не оставлю его, никогда не брошу. Моя любовь вечна. Нырять в глубину океана, спасать человека и его команду, спасать до последних сил. Человек, дорогой мой, почему ты уходишь? Ты плачешь? У меня нет хвоста, но ты же пошёл за инструментами, ты вернёшься и починишь мне хвост, и мы снова разрежем небеса клювом, поцелуем небесный глаз и будем греться под его лучами, с тобой, человек.
Ты не возвращаешься, человек.
Ты давно не возвращаешься человек.
Я посчитала, ты уже должно быть умер, человек.
И я умру тут одна, без тебя.
— Мы должны починить её, должны! Ни за что не бросим её тут! — кричала Айен, очнувшись.
Дан и Амелис уже сидели с дымящимся на огне котелком и одновременно повернулись к ней с глуповатыми лицами.
Конечно, мастера на все руки, в степи железо вынь да положь. И кузню заодно. И птицу почини, которую в закрытых городах делали сотни мастеров. Уж не повихнулась ли ты умом, дорогая Айен?
Чай с мятой и вербеной такой вкусный. Эти травы Амелис взял с собой, а Дан добавил какие-то бодрящие порошки (хотя и у него были запасы вербены, Ай видела).
Странно, конечно, но парни допили чай, и резко принялись за дело без вот этого «ну не сейчас», «через полгода рассосётся». Возможно, это просто парни уникальные, возможно прониклись проблемой, и, возможно, Айен выглядела чертовски страшно в этот момент: её волосы стали чёрно-ржавыми, цвета крыльев Железной Птицы.
Амелис знал всё про жизнь подруги на Севере, а Дан был гением.
Словно в ускоренном темпе они обошли Птицу со всех сторон, быстро что-то обговорили, Дан занялся креслом управления внутри, Амелис стал что-то разбирать в хвосте птицы.
В какой-то момент птица удивленно открыла глаза и взгляды встретились. В огромном глазу Птицы сияло солнце, Айен щурилась от яркого света. Дети Плавучего Причала, разве когда-нибудь в ваших сердцах перестанет дрожать душа, разве когда-нибудь вы упадете в бессилии, разве случится то, что сломает вашу волю к жизни?
Одновременно с этим в недрах тьмы послышался хлопок, и спустя некоторое время, вышел Дан с дымящейся головой. Похоже, нервная система Птицы была починена, и при соединении проводов Дан получил заряд током.
Айен хотела посмотреть, серьезно ли он пострадал, но встретила ледяное:
— Не подходите, Госпожа.
Он достал набор игл и, отвернувшись от Айен видимо, оказывал себе необходимую помощь. Птица подняла крыло и загородила его от солнца и от Айен, так что, урок первой помощи останется для нас секретом.
Амелис ворчал и возился ещё некоторое время. Кто, как не сын кузнечихи мог бы сделать такое? Его мать — лучший кузнец селения. Кончено, у неё вышло бы лучше. Амелис краснел, но всё равно в голове хвалил себя её голосом: «Ты хорошо сделал, сын».
— Она скоро сможет улететь. Системы пока просыпаются, — Дан вышел из-под железного укрытия, — я соберу масляной травы, натру ей крылья, чтобы было легче лететь.
Ветер резко сменил направление. В одно мгновение Айен смотрела на Дана, будто увидела его впервые. Безупречно застёгнут на все пуговки, янтарный взгляд острого перца чили. А в глазах внезапная печаль.
Погладил укрывшее его крыло, так нежно, словно ребёнка. Весь гонор высокомерия сдуло душистым степным ветром.
Масляная трава часто использовалась мечниками для натирания оружия. Зелёно-серая, с ароматом оливок, она часто была брошена в суп и спасала от нехватки витаминов.
Но сегодня трое собрали охапку этой вкуснятины чтобы натереть Железную Птицу. Чтобы крылья её снова узнали полёт.
Начали в молчании, пока Амелис не стал напевать: «Я свободен! Словно птица в небесах!»
Птице песня понравилась, она глубоко задышала, постепенно начиная двигаться.
— Зефирка! Она пропала, — внезапно прервался Амелис.
Белоснежная лошадка Айен исчезла вместе с одеждой и провизией, привязанной к седлу. Там, где она стояла, воздух шипел и криво дымился вширь. Со свистом из дымного пятна вылетела стрела, но была поймана Даном в миллиметре от лица Амелиса.
Портал закрылся. Мужчины смотрели друг на друга.
— Мог бы не ловить, тогда я получил бы шрам, привлекающий женщин!
Айен хихикнула. Вроде как выходило, что со шрамом на заду он мог привлечь только мужчин.
Дан невозмутимо осмотрел стрелу. Из колчана лордского лучника.
Чистая. Хорошая стрела. Пригодится.
А вот личные вещи Госпожи были утеряны, видимо в будущее, вместе с лошадкой.
— Мои тряпочки… — В период кровавых дней девушка осталась без возможности сменить прокладку. Амелис остановил её попытки порвать на тряпочки юбку, располосовав свою рубашку, которая успела как раз высохнуть.
Сюртук надел на голое тело, поморщился. Рядом с безукоризненно застегнутым Даном, с рюшами на рукавах, обрамляющих его тонкие запястья, Амелис смотрелся диковато. Айен прижалась к его голой груди.
— Надо ехать через город, там и купим новую одежду. Добраться бы до Космеи!
До ближайшего города было два дня пути.
Птица блестела на солнце. Взмах крыльев поднял пыль.
Айен прикоснулась лбом к её голове.
«Я лечу спасать ссссвоего человека. Благодарность вам, дети. За жилу, за железо, за душу».
Она взмыла в небо и быстро исчезла, набрав скорость.
Трое смотрели друг на друга.
За жилу. За железо. За душу.
Дан, ремонтируя Птицу, вживил ей часть своей мышцы руки.
Как он это сделал и как выносил боль, одному небу известно.
Пока он вшивал свою плоть Птице, шептал успокоительные слова на всех языках, что знал. Шептал не себе, ей. И гладил приборную панель управления, словно утешал человека.
Теперь в теле Железной Птицы бешено носились импульсы тока, подаренные телом человека.
Амелис сломал ножны своего меча, чтобы починить хвост птицы. Эти ножны ковала ему мать из железа, упавшего с неба в день рождения Амелиса.
Теперь частью тела птицы стала семейная реликвия искусной кузнечихи.
Айен, пробуждая сознание Птицы, поделилась с ней частью своей души. Теперь на её лице красовалась свежая тёмно-зелёная родинка над губой.
