Девушка судорожно дёрнулась, как будто что-то осознав, и попятилась на несколько шагов, но тут же споткнулась — и мягко, гибко прогнулась назад. Глаза её закатились, трепещущие веки наползли друг на друга, и она, качнувшись из стороны в сторону, медленно начала падать. Картес, стоящий сзади с не опущенным ещё кулаком, словно символ возмездия, вовремя подхватил её, обвив руками поперёк талии с такой грубостью, словно он держал рулон жёсткой бумаги, и легко забросил себе на плечо. Девушка была худенькой и миниатюрной, однако она странно смотрелась в его руках, в руках невысокого, замученного бедностью мальчика со впалыми щеками и хилой воробьиной грудью.
Дэраэль настороженно обернулся. Гулкий звук подкрадывающихся шагов пробирался к нему в уши.
— Скорее! — прошептал он сдавленным голосом и, ухватив ничего не понимающего Касиада за рукав, потянул за собой.
Картес, сверкнув хитрой усмешкой, кинулся в тупик, его руки быстро мелькнули в воздухе, ударяя по твёрдым кирпичам, и вот перед ними предстала невысокая, вся объятая тьмой арка. Дэраэль втолкнул внутрь Касиада, забрался сам и быстро ударил по ничем не примечательному круглому камню, выступавшему из стены со внутренней стороны. Негромкий шелест, постепенное угасание серого света — и они в темноте. В безопасности.
Рядом послышался взволнованный шёпот Касиада:
— Как только вы это провернули?
— Преступники, — коротко сообщил Дэраэль, — знают каждый уголок в городе, если они хотят жить. Честно говоря, нам ещё повезло: если бы она кинулась в соседний проулок, нас точно заметили бы и поймали. Но сейчас нам ничего не угрожает: этот ход выведет нас на южные свалки, там мы сумеем замаскировать её под проститутку и провести к тебе домой.
— Ко мне?! — ужаснулся Касиад.
— Почему бы и нет? — голос Дэраэля звучал чрезвычайно холодно. — Держать её у меня слишком опасно; за мной следят намного пристальнее. Она останется у тебя, и это решено. Ты сможешь хотя бы обучить её простейшим фразам, чтобы мы могли общаться… чёрт, я просто не понимаю, как можно было послать за Стену человека, не владеющего секторианским! Сдаётся мне, что и её напарник нашего языка не понимал… — покачав головой, Дэраэль пару раз чиркнул чем-то в темноте, и они трое, озарённые неярким светом вспыхнувшей тонкой лучинки, побрели вниз по гладким, скользким ступеням потайного хода. — Это попросту неблагоразумно…
— Возможно, — негромко сказал Касиад, — у них, за Стеной, и не сохранилось никаких сведений о нашем языке. А раз это так, обучение не должно оказаться трудным: вряд ли тамошний правитель отправил бы в экспедицию людей без хорошей памяти и способностей. Я надеюсь, что смогу с ней поладить… — он с сожалением взглянул на светлую макушку девушки, ярко светящуюся на тёмном фоне рубахи Картеса, и пробормотал вполголоса: — Если она не сбежит, конечно.
— Не сбежит, — сухо бросил Дэраэль, плавно перебравшийся во главу процессии, — на всякий случай мы можем связать её и заткнуть ей кляпом рот, чтобы не орала. Иначе она нас наверняка выдаст. Для начала нужно убедить её, что всё это совершается ради её блага и что мы ей совсем не враги.
Касиад сделал насмешливое лицо.
— Да, если делать всё так, как ты предлагаешь, нескоро она в это поверит!..
— А если миндальничать с ней и строить из себя благовоспитанных, то она убежит, попадётся кому-нибудь, выдаст себя и нас, и нам с вами голов не сносить, — отмахнулся Дэраэль, — я не намерен так рисковать. У нас впервые появился шанс исчезнуть отсюда, начать жизнь заново, как ты говорил, Касиад… я не знаю, что ждёт меня за Стеной, но постоянно бегать от врагов и дрожать за свою шкуру мне надоело. Поэтому я всеми силами постараюсь вырваться, ради этого я не постесняюсь обидеть какую-то девчонку, — он быстро поглядел на оглушённую чужачку, — тем более что нас с нею пока ничего не связывает.
Отвернувшись, Касиад предпочитал молчать. Так — в гулкой сырой тишине тайного хода — они и отмеряли шаги, откладывали расстояние, что отделяло их от помоек и от нового открытого участка пути. Он часто замечал, что бессознательно путается взором в длинных светлых волосах девушки, напоминавших золотые нити, только плотные, блестящие. Таких волос он ещё не видел ни у одной секторианской женщины. Кожа чужачки тоже выглядела необычно: этот смуглый оттенок напоминал кору старинных деревьев, что теперь все были вырублены и сохранились лишь как иллюстрации в наиболее древних свитках; казалось, что она пропитана солнечным светом и странным, непонятным запахом воли. Касиад шёл, не в силах оторваться от открывшегося ему зрелища, а Дэраэль, хоть и замечал это, хранил самоуглублённое молчание и не сбивался со своего чеканного, уверенного шага.
* * *
— Я видела их! Клянусь! — взвыла Майту, обрушиваясь на колени перед укутанным таинственной полутьмой креслом. — Пожалуйста… пожалуйста, господин, не надо меня наказывать! Там действительно была девушка с золотыми волосами… и со странной тёмной кожей; я сразу поняла, что это чужачка! Мы загнали её в тупик… а она исчезла, и эта троица пропала с нею вместе! — Майту не могла отвести испуганного взгляда от своих покрасневших ладоней, что бессильно упирались в жёсткий пол, и надрывно, глупо плакала от ужаса. — Пожалуйста… дайте мне ещё один шанс, не надо… не надо снова причинять мне эту боль, я и правда стараюсь ради вас, ради всего Сектора, как умею!
— Как же ты любишь оправдываться, Майту, — со смешком в холодном голосе произнёс человек в кресле, и жёсткий, крепкий набалдашник трости с оскаленной лисьей мордой упёрся ей в лоб, насильно поднимая голову. — Как же ты любишь прикрывать свою бесполезность никчёмными фразами!.. Что ж, раз действовать самостоятельно ты не умеешь, придётся определить тебя к Хранителям…
Она боялась протестовать. Остановившимся взглядом упираясь во мглу, окружавшую кресло, она тряслась и беззвучно открывала рот, а с её явно выступивших под кожей скул срывались полупрозрачные капельки слёз.
— Да… да… — шептала она, хотя сердце и разум её вопили совсем иное, — я постараюсь… я буду делать всё, чтобы вы меня простили! Я… я не подведу вас… больше…
— Конечно же, не подведёшь, — с весёлой и жестокой насмешкой отозвался голос, а тень в кресле заклубилась, словно тот, кто прятался под её защитой, сейчас поменял позу, — ведь в этом случае ты умрёшь.
Майту сжалась в комок, не переставая кивать и твердить какую-то нелепицу, пока не явились двое мужчин в масках, не подняли её и не увели прочь. Майту практически висела у них на руках, всхлипывая от страха и облегчения, и мысли её безнадёжно спутались друг с другом.
Глава 3. На перепутье
Майту села на лежанке, протирая глаза. Грубая ночная рубаха была насквозь пропитана холодным ночным потом и противно липла к её запавшей груди, к отчётливо выступающему под тонкой кожей позвоночнику, обвивала её тело, словно гигантская змея. Майту до сих пор не могла отдышаться. Она совсем не чувствовала себя отдохнувшей; напротив, у неё сохранялось такое неприятное ощущение, словно она всю ночь напролёт ожесточённо дралась с кем-то за собственную жизнь. Все её мускулы как будто отходили от скрутившей их жестокой судороги, она с трудом могла сидеть прямо и даже не помышляла о том, чтобы встать.
Общие Работы Майту решила пропустить: теперь, как прикомандированной к Хранителям, ей многое позволялось, и она впервые использовала своё служебное положение, чтобы отвертеться от обязательных занятий. Общие Работы… они всегда вселяли в неё странный, почти детский, трепет, хотя ничего страшного на них не происходило: всего лишь секторианские жители, наряженные в мешковатые костюмы парой тонов светлее их обычных хламид, выстраивались перед зданием правительства и усердно расчищали его территорию. Кругом них стояли хмурые охранники и следили за каждым шагом секторианцев, а оцепившая крыльцо бригада музыкантов усердно исполняла гимн Города. Все они работали, не разгибая спины, и нестройно, нескладно подпевали, чтобы не расстроить правительство своими кислыми лицами и голосами. Молчать на Общих Работах запрещалось, не убираться — тоже. Всякого, кто отлынивал, охранники вытягивали кнутом или били по спине дубинкой, несильно, для острастки, а музыканты выстукивали грозную, величественную дробь по барабанам, хрипло дули в огромные трубы. Пять-шесть часов продолжалось это, а затем, когда туман на улицах становился гуще и вдоль улиц зажигались фонари, на крыльцо торжественно выносили огромный паланкин. Внутри находился Величайший из Великих, правитель Города, избиравшийся в последний раз сорок лет назад, когда предыдущий правитель скончался прямо во время произнесения традиционной благодарственной речи в честь Общих Работ. Как выглядит Величайший, никто не знал: он никогда не выходил из паланкина, а во время выборов, которых Майту не видела, так как тогда ещё не родилась, он, как и все члены Правительства, находился за непроницаемой ширмой.
