— В этом нет необходимости, — сказал Гимли. — Всадники оставили достаточно щепок и ветвей, а в Лесу много бурелома.
И он отправился собирать дрова и разводить костер. Арагорн сидел молча, прислонившись спиной к дереву и глубоко задумавшись, а Леголас стоял на опушке, глядя в сгущающуюся тьму Леса и наклонившись вперед, словно прислушивался к каким-то отдаленным голосам.
Когда гном разжег яркий костерок, три товарища уселись вокруг него. Леголас взглянул на ветви дерева над ними:
— Смотрите! Дерево радуется огню!
Может, танцующие тени обманывали глаза, но путники увидели, как ветви наклонились к пламени, листья терлись друг о друга, будто замерзшие руки, попавшие в тепло.
Наступило молчание, и все внезапно ощутили присутствие темного незнакомого Леса — такого близкого и полного тайн. Через некоторое время Леголас снова заговорил:
— Келеборн предупреждал нас не заходить далеко в Фангорн. Знаете ли вы почему, Арагорн? Что рассказывал об этом лесе Боромир?
— Я слышал много рассказов и в Гондоре, и в других местах, — ответил Арагорн, — но если бы не слова Келеборна, я счел бы эти рассказы просто байками, которые люди сочиняют по невежеству. Я как раз хотел вас спросить, сколько правды в этих рассказах. Если уж лесной эльф этого не знает, откуда знать человеку?
— Вы путешествовали больше меня, — сказал Леголас. — В своей земле я ничего не слышал, кроме песен об онодрим — люди зовут их энтами, — живших здесь много лет назад: Фангорн очень стар, старше, чем могут помнить эльфы.
— Да, он стар, — подтвердил Арагорн, — стар, как Лес у Больших курганов, и даже еще старше. Элронд говорил, что эти два леса похожи, это последние остатки могучих лесов прежних дней, в которых Перворожденные жили, когда люди еще не пробудились. Но Фангорн хранит свои тайны. Я о нем ничего не знаю.
Они установили дежурство, и первым очередь выпала Гимли. Остальные легли и почти мгновенно уснули.
— Гимли, — сонно пробубнил Арагорн. — Помните: в Фангорне опасно срубить даже ветку с живого дерева. Но не отходите далеко в поисках сухих ветвей. Лучше пусть погаснет огонь. Будите меня в случае необходимости!
С этими словами он уснул. Леголас лежал неподвижно, сложив руки на груди, и с открытыми глазами блуждал в стране сновидений, как поступают все эльфы. Гимли, сгорбившись, сидел у костра и задумчиво водил пальцем по лезвию своего топора. Деревья шумели. Других звуков не было.
Неожиданно Гимли поднял голову: на краю освещенного пространства стоял старик и опирался на посох; на нем был серый плащ, шляпа с широкими полями была надвинута на глаза. Гимли вскочил, слишком удивленный в этот момент, чтобы вскрикнуть, хотя в мозгу его мелькнула мысль, что их захватил Саруман. Арагорн и Леголас, разбуженные внезапным движением гнома, сели. Старик не говорил и не шевелился.
— Ну, отец, что мы можем для вас сделать? — спросил Арагорн, вскакивая на ноги. — Грейтесь, если замерзли! — Он сделал шаг вперед, но старик исчез. Даже следов его поблизости не было видно, а далеко идти они не решились. Луна зашла, и ночь была очень темной.
Неожиданно Леголас издал крик:
— Лошади! Наши лошади!
Лошади исчезли. Колышки, к которым они были привязаны, оказались выдернуты. Три товарища стояли молча и неподвижно, угнетенные новым ударом судьбы. Они находились на краю Фангорна, и бесконечные лиги лежали между ними и людьми Рохана, их единственными друзьями в этой обширной и опасной земле. Им показалось, что где-то далеко в ночи слышно ржание лошадей. Потом все затихло, только по-прежнему шуршал холодный ветер.
— Что ж, они ушли, — сказал наконец Арагорн. — Мы не можем найти их или поймать; так что, если они не вернутся по своей воле, нам придется обходиться без них. Мы начали свой путь пешком, пешком и закончим.
— Пешком! — возмутился Гимли. — Далеко так не уйдешь! — Он подбросил дров и сгорбился у костра.
— Всего несколько часов назад вы не хотели садиться на роханскую лошадь, — засмеялся Леголас. — С тех пор вы стали всадником.
— У меня не было выбора, — сказал Гимли. — Если хотите знать, что думаю я, — произнес он спустя некоторое время, — я думаю, это был Саруман. Кто еще? Вспомните слова Эомера: он бродит как старик в плаще с капюшоном. Так он говорил. Он исчез с нашими лошадьми или просто испугал их. Нас ждут большие неприятности, попомните мои слова!
— Я запомню их, — сказал Арагорн. — Правда, у этого старика была шляпа, а не капюшон. Но я не сомневаюсь, что твоя догадка верна и что мы здесь в большой опасности и днем и ночью. Однако же сейчас мы ничего не можем сделать, только отдыхать. Теперь я буду дежурить, Гимли, мне сейчас нужно скорее подумать, чем спать.
Ночь тянулась медленно. Леголас сменил Арагорна. Гимли сменил Леголаса. Ничего не происходило. Старик больше не появлялся, и лошади не вернулись.
Пиппин лежал в темном и беспокойном сне: ему казалось, что он слышит собственный голос, эхом отдающийся в темном туннеле: «Фродо, Фродо!» Но вместо Фродо из тени на него смотрели сотни отвратительных орковских физиономий, сотни мерзких рук со всех сторон хватали его. Где же Мерри?
Он пришел в себя. Холодный ветер дул ему в лицо. Он лежал на спине. Наступал вечер, и небо над ним темнело. Он повернулся и обнаружил, что сон немногим хуже пробуждения. Руки и ноги у него были крепко связаны. Рядом лежал Мерри, бледный и с грязной повязкой на лбу. А вокруг стояло и сидело множество орков.
Медленно отделяясь от сна, в голове Пиппина всплыло воспоминание. Конечно, он и Мерри побежали в Лес. Что случилось с ними потом? Почему они так побежали, не спросив Скорохода? Они бежали и кричали… Он не мог вспомнить, долго ли это продолжалось. Неожиданно они столкнулись с большим отрядом орков. Те завопили, и тут из-за деревьев выбежало еще множество орков. Они с Мерри выхватили свои ножи, но орки и не желали с ними сражаться, а старались захватить их, даже когда Мерри ударил нескольких орков ножом по рукам и ногам. Дружище Мерри!
Потом из-за деревьев выбежал Боромир, он убил много орков, остальные бежали. Но убежали они недалеко, тут же вернулись, и все началось вновь. На этот раз их было не менее сотни, некоторые очень большие. Они пустили целый дождь стрел — все в Боромира. Боромир затрубил в свой рог так, что Лес зазвенел, и вначале орки растерялись и отступили; но когда не послышалось никакого ответа, кроме эха, они атаковали еще более яростно. Больше Пиппин ничего не помнил. Последнее его воспоминание — прислонившийся к дереву Боромир, весь утыканный стрелами; затем наступила тьма.
