— А потом, Стайни?
Лес отступал, оставаясь выше по склонам. Суровые ели уступили место гибким, пронизанным солнцем опахалам. Из чащи выбежал и весело запрыгал по камням чистый ручей, в текучую воду окунула ловчие листья быстрохватка. Распадок вёл вниз, вливаясь в широкую долину, за которой, подёрнутые сизой дымкой, поднимались вершины главной цепи Таэнгского хребта — а за ними лежали вольные равнины Гиалмара, пересечённые нешироким в среднем течении Делэром.
— Потом… потом что-то с погодой случилось, наверное. Хотя это я уже сейчас понимаю, тогда-то нет, конечно. Зима ударила — ужас! Птицы-полёвки на лету замерзали. Сеять пора настала — а всюду снег ещё лежит. Потом жара навалилась-накатила, снег в несколько дней стаял, с моря тучи наползли, холодные ливни хлынули, всё вокруг затопило, посевы озимые смыло к бездне, а что не затопило, то на корню сгнило. Потом — Гниль навалилась, а вместе с нею летом, помню, мор пришёл.
— Белая Смерть?
— Она самая, Тёрн. Ох… не приведи бездна снова увидеть. Дома заражённые заколачивали снаружи и жгли со всеми, кто внутри, не разбирая — больной, здоровый… Тогда-то впервые к нам навсинайцы пожаловали. Перешли через горы, не шутка… Мол, мы поможем, если под руку Державы пойдёте. Чем дело кончилось, ты, наверное, знаешь.
— Аарминус Второй, король Акседора, ответил отказом, — заметил Тёрн. — Страшился, что Держава закрепится на берегах моря Тысячи Бухт и одно за другим передавит все свободные королевства. Он не испугался боевых големов, поднял ополчение, вассалов, ленников и двинул все силы к Гварону, заявив южанам, что его люди справятся сами. Навсинайцы не приняли боя, отступили. Что-то другое, видать, у них замышлено тогда было. А добрый король Аарминус Второй решил, что самым лучшим способом разом спасти свои владения от Гнили и Белой Смерти…
— Будет окружать заражённые деревни и городки тройным кордоном и расстреливать всех, кто попытается выбраться оттуда. Пока все сами не перемрут. А потом зима очистит дома и поля от заразы.
— Очень мудрый план, — кивнул Тёрн, и глаза его вновь сверкнули. — Вполне в духе и традициях королей Акседора.
— Тогда и пришли некросы. Как они пробрались через кордоны Аарминуса, я ещё долго понять не могла. Родители мои к тому времени уже умерли… Гниль их достала. Сестрёнка тоже, от Белого мора. Их никого не хоронили. Дом сожгли.
— А ты как же?
Стайни опустила голову.
— Не помню, Тёрн. Уползла как-то, наверное, я тогда точно зверь была. А может, и впрямь — живучей оказалась, обошли меня и Гниль, и белая зараза. Дальше — только тётка моя двоюродная, муж её… Они-то меня и продали. Сказали, и без того из-за осады своих детей не прокормить. А некросы стали предлагать за детей деньги.
— Ты это помнишь? Или потом уже поняла?
— Помню. Дядьку помню, страшного такого, худого, кожа да кости. Одет во всё серое, чёрные глазищи так и сверкают. Я испугалась ужасно, а тётка давай меня ему совать. Мол, я так жрать сильна, что всю семью скоро по миру пущу, мол, никакая зараза меня не берет, а потому… Словом, он меня купил, старик тот.
— Мастер Латариус, — Тёрн не спрашивал, он утверждал.
— Верно. Мастер Латариус. Что, дхусс, ты и там успел побывать, если знаешь Мастеров Смерти? Ну, тут, собственно говоря, предыстория кончается. Начинается история. Привезли меня в Некрополис. Там-то не приходилось бывать, Тёрн?
— Шутки у тебя, Гончая… Нет, не приходилось.
— Не приходилось… а Мастера Латариуса знаешь. Ну да ладно, дело твоё, захочешь — сам расскажешь. Город громадный, на слиянии рек Ашвен и Дирх, далеко на востоке… А мы только и видели, что самый центр, цитадель да бараки. Ну и ещё классы.
— И этот город, конечно же, угрюм, мрачен, сер, охвачен вечным страхом, и Надзирающие неутомимым шагом меряют мощённые блестящим чёрным камнем улицы?..
— Ты нормально говорить можешь, Тёрн? А то ровно сказитель.
— Извини, Стайни. Просто даже к очень серьёзным вещам иногда нельзя относиться всерьёз.
— Надзирающие на то и Надзирающие, чтобы не слоняться по улицам, а надзирать. Мостовые там, конечно, есть, но не чёрные и не блестящие. Есть серые, есть красноватые, есть даже смахивающие на малахит. И дома там самые разные. Есть угрюмые, а есть не очень.
— Я слышал, там нет ни одной травинки, ни одного деревца…
— Неправильно слышал, — поморщилась Стайни. — Зелени там хватает. Мастера не дураки — пыль да дым собственных мануфактур глотать. Да и вообще там всё по уму устроено. Мастера своё добро берегут. И тех, кто им служит, они тоже берегут, не мучают попусту. Вот если кто, как я, задание провалит… тогда да, пощады не жди.
— А это вот неумно, кстати, — заметил Тёрн. — Если Гончая будет знать, что за неудачу ей никогда не удастся оправдаться…
— Тем, кто заслужил, удастся, — возразила Стайни. — Тем, кто… кому уже никаких снадобий не надо. Я имею в виду — тех, кто Гончие в душе…
— И как вас учили? Чему — не спрашиваю, это и так все знают.
— Сперва поили бездна ведает чем. Резали и сшивали…
— Да, невероятная подвижность суставов, гибкость позвоночника… — вскользь заметил Тёрн.
— Упражнения, упражнения… Я была словно в тумане. Поступки помню, а вот что я при этом думала — как ножом отрезало. Потом стали стравливать нас друг с другом. Чтобы бились до смерти. Я… я выжила. Четыре схватки.
— Немного вроде как? По меркам-то Некрополиса?
— Нас было шестнадцать. Выжила я одна.
— Безумцы, — Тёрн схватился за голову.
— Да нет. Мы, шестнадцать, были… как бы это сказать… из неудачных. У нас всё получалось плохо. Так что эти схватки были просто отбраковкой.
— А что стало с теми, кто… не прошёл?
— Сразу видно — опытный человек спрашивает. Зомбировали их, вот что с ними стало. Отбросы, я ж сказала. Что с ними ещё делать? А так хоть послужат. Не хочу даже вспоминать, для чего.
— Понятно. Не вспоминай, Стайни.
— И… пожалуйста, Тёрн… я хоть и обещала всё рассказать, но… не спрашивай меня, что я делала на службе Некрополиса. Не могу. Тогда-то как в тумане всё делала, а сейчас, как стало накатывать…
— Чего ж тут спрашивать, — вздохнул Тёрн. — Хотя, судя по твоему ошейнику, отличилась ты не очень.
— Верно, — кивнула девушка. — Никакие снадобья не могли тут помочь.
— Оставим это. Нам идти ещё долго.
— А… а что потом, Тёрн?
— Ты сама решишь, Стайни. Моё дело — дать тебе возможность это сделать.
Стайни воззрилась на Тёрна, широко раскрыв дивные свои чёрные глазищи.
— Нет, ты точно с небес спустился, Тёрн. Может, ты и есть тот самый Восьмой Зверь во плоти? Восьмой, объединение и квинтэссенция остальных Семи?
