— В идеале. И она не должна быть Кайилой, — пояснил Кувигнака.
— Уже решили, кому поручить выполнение столь важной роли на церемонии?
— Да. Выбрали самую подходящую рабыню.
Вскоре мы покинули стойбище, вигвамы остались позади. Теперь вокруг нас были поля, на которых, то тут, то там паслись табуны кайил. Кроме четвероногих животных, мы миновали несколько немногочисленных стад двуногих. Раздетые белые женщины, все в бисерных ошейниках, было согнаны вместе в небольшие группы. В большинстве своём эти женщины были брюнетками. Краснокожие Исанна решили, что они являются не достаточно желательным, чтобы показывать их в процессии. Мальчишки пастухи, верхом на кайилах, присматривали за своими домашними животными, причём как за кайилами, так и за рабынями. В руках мальчишки сжимали сделанные из сыромятной кожи лассо и кнуты.
— Как она красива, — восхитился Кувигнака.
— Да, — не стал я отрицать очевидное.
У меня перехватило дыхание от невероятной красоты прежней мисс Миллисент Обри-Уэллс, когда-то дебютантки из Пенсильвании. Она была стройна и прекрасна. Она была прекрасна вся целиком, и каждая отдельная её часть выглядела изящно, красиво и чувственно. Она была поистине женственна. Работорговец, что выбрал её для гореанского ошейника, знал своё дело. Она была одета, и украшена, со всей красочностью, сверканием, варварским богатством, со всей внушительностью и блеском, со всей праздничностью, пригодной для пиров и танцев краснокожей женщины. Даже дочери вождей, такие как Блокету, дочь Вотонки, наверняка, позавидовали бы великолепию и блеску её одеяния. Длинное платье из дублёной кожи табука было почти белым. Такими же, были её узкие бриджи и мокасины. Вся одежда девушки была разрисована орнаментами, и украшена бахромой. Её волосы, рыжие и сияющие на солнце, были заплетены в по моде краснокожих. Косы были перевязаны золотой проволокой. Ожерелья из раковин и бисера, мониста из золота и серебра, свисали с её шеи. На запястьях, видимых из-под края рукавов платья, звенели серебряные браслеты. Глядя на неё, невозможно, было подумать, что она рабыня. Если бы не её запястья связанные за спиной, и не две сделанных из сыромятной кожи верёвки на шее, концы которых держали всадники, стоявшие по обеим сторонам от неё. И окончательно выдавал её статус почти незаметный среди всего этого великолепного наряда, подпиравший её подбородок расшитый бисером ошейник. Это был ошейник с узором и узлом Кэнки. Именно ему она, в конечном счете, и принадлежала.
— Это — Кансега, — прошептал мне Кувигнака, указывая на одинокого мужчину медленно ехавшего вперёд, по направлению к группе деревьев на расстоянии нескольких сотен ярдов от нас.
Линии таких деревьев, в Прериях, часто отмечают, местоположение небольшого ручья или озерка, которые встречаются в этих землях. В данной местности подобные ручьи, обычно впадают в Нижнюю или по другому Южную Кайилу. Конечно в это время года, они представляют собой немного больше, чем тонкие струйки воды.
Действительно, сейчас, мужчина может пусть не везде, но перейти Южную Кайилу вброд. Позже, в Кантасави, многие небольшие ручьи полностью пересохнут, и даже главные реки, как Южная Кайила, будут казаться не более чем водоёмами в старице реки. Тело Кансеги, прикрытое лишь бричклаутом и пучком перьев, было расписано магическими символами. В своей руке он нес длинный, оперённый магический жезл.
— Пять лучших групп были отобраны, — сказал Кувигнака.
— Кто они?
— Молодые парни, их больше сотни, их выбрали среди всех кланов, как только были замечены Пте, и посланы вперед несколько дней назад на поиски дерева.
— Я не совсем понимаю, — признался я.
— Это — соревнование. Они выстроены в линию. Первые пять юношей, которые ударят по дереву, их рукой, канхпи, копьем или палицей, получают куп.
— Кэнка или Хси участвуют в этом соревновании? — поинтересовался я.
— Нет. Они оба, в прошлом году, уже получили такой куп.
— Группа выдвигается, — заметил я.
— Следуем за ними, — скомандовал Кувигнака.
И мы пошли вслед за группой, в которой были верховые и пешие парни, следовавшей за Кансегой.
— Мне кажется, что Кансега очень важный мужчина, — предположил я.
— Он даже важнее, чем Ты можешь себе представить! В это время, во время празднеств, он отвечает за всё стойбище. Мы слушаемся его. Мы выполняем то, что он говорит.
— Значит, получается, — сделал вывод я, — что в это время, он является вождём всех Кайила.
— На самом деле, я не думаю, что так оно и есть, — сказал Кувигнака, как будто что-то защищая. — Гражданские вожди, находясь в подчинении ему, в действительности не прекращают управлять племенем.
— Я вижу некоторое противоречие, — заметил я. — Всё племя Кайила когда-либо имеет общего вождя?
— Да. Иногда, когда избирается военный вождь, — сказала Кувигнака. — В некотором смысле, тогда, он становится верховным вождём.
— Но военный вождь не может одновременно быть и гражданским вождём — допытывался я.
— Нет. Мы считаем, что лучше держать эти должности раздельными.
— Это интересно.
— Конечно, каждый из них может быть и военным и гражданским вождем, но только в разное время.
— Понятно.
— Бывает, что мужчина способен быть и тем и другим, но не одновременно.
— Я понял.
— И, вообще, мне кажется, что, это должен быть очень необычный мужчина, если он окажется способным к обеим ситуациям.
— Возможно.
— Это — слишком разные направления деятельности.
— Это, мне кажется, разумно, — согласился я с моим юным другом.
В этот момент мы, вместе с другими, перебрели через узкий, неглубокий ручей. Сквозь прозрачную воду я мог видеть каменистое дно. Южная Кайила, как и другие, более крупные реки в Прериях, в отличие от малых ручьёв и речек, вследствие накопления ила, становится коричневой и непрозрачной.
На другой стороне ручья Кансега, и большинство его помощников, спешились, оставив своих кайил пастись в стороне.
Кансега, тем временем, начал медленный, рваный танец. Двое других, стоявших рядом, также отмеченные пучками перьев, встряхивая погремушки, присоединились к нему. Центром их танца, в котором шаманы раскачивались взад и вперед, в веерообразных движениях, было высокое дерево с белой корой. Кансега повторял движения странного танца, снова и снова, не выпуская из рук своего магического жезла.
— Это, то самое дерево, — наконец провозгласил верховный шаман.
— Оно высокое и прямое, — поддержали его два товарища, отбивая мотив погремушками. Эту фразу, повторяли многие мужчины вокруг нас.
