Не успели мы удалиться от избушки Травника и на десяток километров, как до нашего слуха донесся подозрительный звук. Словно кто-то бьется головой об стену.
Бомс!
Спешившись, я сделал знак Добрыне обождать, а сам осторожно двинулся на источник шума.
Выглянув из-за очередного ствола, я увидел чернеющую среди дороги яму, часть ее прикрыта ветвями, листья на которых давно пожухли. Я подполз к краю, заглянул внутрь и обнаружил источник шума. Наш давешний пленник, сидя на куче веток, методично бьется головой о твердые стены ловушки, в которую так неосторожно угодил.
Бомс!
Ну что ты с ним будешь делать?
Вернувшись к Добрыне, я обрисовал ситуацию.
– Что будем делать?
– Вызволять нужно, но как?
– Нужно что-то такое придумать, словно это случайность.
– Придумай. И еще чтобы наше присутствие не обнаружилось.
– Можно срубить дерево, чтобы оно упало ветвями в яму так, словно оно само от времени сломалось.
– И как ты предлагаешь сделать это бесшумно?
– Отойдем подальше, там и срубим,- нашелся я.
– А как сруб замаскируем? Вдруг сообразит?
– Значит, нужно не срубить, а найти готовое.
С трудом отыскав подходящую ветвь, мы с великими предосторожностями поднесли ее к яме и, пристроив под наклоном к ближайшему дереву, бросились прочь, под защиту кустов.
Зашелестев сухими листьями, ветка наклонилась и опустилась в яму.
Мы затаили дыхание.
Перестали доноситься звуки соприкосновения головы с твердой землей.
Тишина.
Что он там делает – спит, что ли?
– Чего он там делает? – недоуменно поинтересовался Добрыня, словно прочтя мои мысли.
– Выжидает,- предположил я.- Или помер.
– От чего?
– Вскрытие покажет,- отмахнулся я.
Прошло пять минут. Еще пять. И наконец раздался шорох. Из ямы высунулась голова, осмотрелась и вновь скрылась.
Послышался невнятный лепет и все те же удары головы о стену.
– Что с ним?
– Молится.
– Это богоугодное деяние,- похвалил Добрыня.
– Так он же своим богам молится! – удивился я.
– А мы своему Господу,- ответил богатырь,- и в том наша сила.
В чем сила, я знал точно, но вот вспомнить не мог. Вертелось где-то на задворках сознания, дразня близостью разгадки, но не более того. Ни к селу ни к городу всплыло, что штык молодец, а пуля-дура залетела.
Но вот наконец беглец соизволил выбраться из ямы и продолжить свой путь.
Мы последовали за ним по пятам. Словно незримые тени. И миссия наша: оберегать его до самого лагеря. А то сгинет в пути – и нагрянет дикая степь на мирные города под свист и улюлюканье, и пойдут плясать огненные петушки – красные гребешки по дворам, взвоют, заголосят бабы, брызнет пенная кровь, орошая землю…
И тут до нашего слуха донеслось жалобное причитание.
– Да что же это такое! – всплеснул руками Добрыня.- Может, мне его пристукнуть, чтобы не мучился?
– Сейчас разберемся.
Из выкриков степняка, в припадке отчаяния совершенно позабывшего про конспирацию, стало понятно, что пропал милый его сердцу конь со странным прозвищем Бздухан, что в переводе с «ихнего», степного, означает примерно следующее: «Великий повелитель ветров».
– И не смотри так на Гнедка,- одернул меня былинный богатырь,- лучше своего рогатого отдай.
– Да я так.- Отогнав желание пойти по легкому пути, я задумался.- Где мы теперь ему коня искать будем? Может, его давно бичи съели.
– Может, еще и не съели,- медленно промолвил Добрыня.- Только мне придется воспользоваться твоим золотом.
– Хоть всем,- великодушно разрешил я.
– Зачем всем? – Развязав тряпочку, Добрыня зажал в кулаке одну монетку.- Этого вполне хватит. Жди меня здесь.
И Гнедок резво устремился в лесную чащу.
Погладив своего скакуна между рогов, я принялся, ожидать возвращения богатыря, с интересом прислушиваясь к чередованию стенаний и проклятий степняка. Довольно познавательное времяпрепровождение. Некоторые словесные обороты я отложил в память – попытаюсь на досуге сформулировать то же на плохом русском… должно получиться нечто.
Добрыня вернулся довольно скоро, ведя на поводке косматого низкорослого конька и с изумлением вертя в пальцах сияющую в кровавых лучах заходящего солнца монету.
– Где ты его раздобыл?
– У цыган,- отстраненно проговорил богатырь.- Как-то это все странно…
– Что странно? – не понял я.- Они всегда этим промышляли…
– Я не о том,- отмахнулся Добрыня.- Они отказались от вознаграждения.
– Из чувства глубокого уважения к богатырям, наверное?
– Наверное…
– Прячь монету, и давай возвращать конька горешпиону.
Добрыня полез за пазуху, где хранились золотые монеты, и извлек наружу пустую тряпочку.
– Отказались от вознаграждения, говоришь? Внимательнее посмотрев на одиноко лежащую на ладони монету, Добрыня хохотнул:
– А золотишко-то ненастоящее.
– Почему это ненастоящее?
– Сам посмотри.
Действительно, монета была поддельная.
– Но этого не может быть.- Развязав свой кошель, я извлек из него вполне настоящую золотую монету.- Золото.
– И форма другая,- признался Добрыня.
– Монетки хватит… – Ухватившись за оленьи рога, я зашелся в беззвучном смехе.-А конек-то… ой, не могу… оказывается, непростой, а… ой-ей-ей… золотой.
– Провели, поганцы,- поник головой богатырь.- Хорошо хоть…
Спохватившись, он выхватил из ножен меч булатный и облегченно вздохнул.
– Будет горевать. – Я разделил уцелевшее золото на две части.- Нужно «нашего» разведчика в путь-дорожку собирать.
Подведя на диво смирного Бздухана поближе к рвущему на голове волосы степняку, мы отпустили его, слегка хлопнув по крупу.
Конек заржал и потрусил на звук хозяйского голоса.
Обрадованный степняк огласил окрестности радостными воплями (конспиратор!) и, вскочив коньку на спину, послал того вскачь.
Перейдя из разряда пешеходов в разряд наездников, степняк преобразился,
У меня возникло чувство, что уж теперь он доберется до ставки своего начальства.
Но в этом лучше удостовериться лично.
Отступление первое
В КАБИНЕТЕ САТАНЫ I
Единственный способ безнаказанно обмануть меня -
умереть праведником.
Сатана Первый и Единственный
Прямоугольный кабинет, установленные Т-образно столы. Льющийся из утопленных в панели светильников красный свет, словно в старомодной фотолаборатории при печати фотографий, окутывает обстановку налетом таинственных полутеней зловещего багрового оттенка. Помещенные в арочного типа ниши окаменевшие призраки – предвестники грядущего конца света со злобой смотрят на мир светящимися впадинами пустых глазниц. Их ровно семь. И все они ждут лишь сигнала, чтобы покинуть свои пьедесталы и обрушить извечную ненависть на людей.
