осторожна, не улетай далеко от замка. Иди.
Лесс покорно склонила голову и попятилась. В груди опять было холодно и тихо, в
голове пусто и сумрачно. Она вышла из залы и столкнулась с Ойко. Та стояла у
стены, зло щурила на девушку глаза:
— Пообщались? — прошипела сквозь зубы.
— Да, — равнодушно бросила Лесс, проплывая мимо.
Ойко неслышно подошла к Бэф, прижалась к его спине лбом:
— Скучаешь? — качнул воздух ее тягучий голос.
— Не-ет.
— Беспокоишься? — выгнула бровь, заглядывая ему в лицо. Варн молчал,
вглядываясь в ночное небо. Ойко проследила за его взглядом и метнулась в оконный
проем, ревнуя Бэф даже к небу. Она уперлась руками в плечи любимого, заставляя
посмотреть на нее, заметить, наконец, что он не один.
— Что тебе надо? — недовольно спросил Бэф.
— Ты опять увлекся? Кайсат, Мойн…кто еще? Ах, да глупышка Саст, погибшая
такой молодой. Сейчас — Лесс. Тоже молода и неопытна, а вокруг столько
опасностей. Я права? Ты беспокоишься о ней? Любой Варн уязвим в первый год
существования, но время бежит быстро. Что ты молчишь, Бэф? Кто она, что? Что
случилось в ту поездку? Что случилось в клане Соуистиса? Зачем они навязали тебе
эту девчонку?
Бэф резко схватил Ойко за шею и прижал к стене:
— Ты слишком много спрашиваешь! — грянул в лицо. Мебель в зале чуть дрогнула
от его голоса. Варн покаянно опустила взгляд:
— Прости, прости, это ревность.
Бэф отпустил подругу и отвернулся, потеряв к ней интерес. Для него она вышла из
замка, уехала навсегда лет триста назад.
Ойко проплыла к выходу, но прежде, чем выйти, обернулась и прошептала ему в
спину:
— Ты все равно вернешься ко мне. Ты всегда возвращался. Так устроен мир —
молодые гибнут. У них мало шансов выжить, а у нас, фактически, ни одного —
умереть…
Бэф не пошевелился, и она, так и не понимая, услышал ли он ее, вышла.
Бэфросиаст посмотрел на звездочку — Саст… Гибкая, стройная, озорная. Приятное
времяпровождение.
Мойн? Мойн…Да-да, что-то было, но когда, что — и не вспомнить. Кайсат?… Ах,
да, клан Моугри. Было, было…
Прошло и словно не бывало. И разве с Лесс будет иначе, по-другому?
Лесс другая.
Она сидела на карнизе и с любопытством смотрела на конвульсии человечков, что
бились внизу, на детской площадке в экстазе от орущего в диссонанс с гитарой
голоса.
Рядом приземлился Урва, проследил за ее взглядом и спросил:
— Хочешь к ним?
— Я сыта.
— Не для пищи, для веселья. Познакомишься с людьми ближе. Поверь мне — они
настолько забавны, что стоят того, чтоб спуститься на землю.
Последнее Лесс не понравилось, и она невольно поморщилась: стоит ли себя
утруждать, если голод не мучает? А наблюдать можно и отсюда.
— Я серьезно. Незабываемые впечатления, — заверил Урва, качнувшись к ней с
видом змея-искусителя. Лесс, наконец, оторвала взгляд от компании человечков и
уставилась на брата, заинтересовавшись словом — незабываемое.
— Такое бывает?
— Бывает.
— И долго буду помнить?
— Надеюсь, — пожал тот плечами.
— Пошли, — кивнула без раздумий и ринулась вниз.
— Э-э! Стой! — только и успел крикнуть Урва. Но разве остановишь молодую Варн,
которая знакомится с миром и ведает не больше детеныша? Сам виноват — замешкался.
А вообще молодая послушна. Сказали — стой! Стоит. Сказали, иди — идет. Сказали —
вниз головой в мостовую — ага. Все на уровне инстинктов, зыбкой памяти тела, уже
остывшего и отжившего, но только еще рожденного. Но оно не осознает своего
рождения, как и не помнит смерти. Так всегда и везде — жизнь приходит через
смерть, и материя оплачивает цену души. Детство — любознательно, юность —
тороплива, зрелость молчалива и размеренна. Но доживет ли эта Варн до зрелости —
огромный знак вопроса, учитывая неординарность ее рождения, которое и
сказывается на ней столь плачевным образом.
Урва усмехнулся и поспешил за сестрой, предчувствуя веселье.
Юный мученик гормональных перестроек своего организма перестал колотить по
струнам и насиловать связки, увидев появившееся на площадке видение в образе
утонченно красивой женщины в черном.
Рыжее взлохмаченное чудо шагнуло к Лесс, оглядело с ног до головы и выдало,
склонив голову набок:
— Оп-с, ля-ля-фам!
Лесс скопировала его небрежную позу и наглое выражение лица, отчего невольно
развеселилась. Ее улыбка, видимо, понравилась парню. Он пригладил вихры на
голове и отвесил поклон, произнеся самым любезным тоном:
— Ра-азрешите представиться: Феодосий!
Лесс почудился странный запах, она принюхалась, пытаясь понять, что это? И
услышала голос Урва в голове: молоко. Так пахнут неискушенные, юные…
Парень и, правда был не искушен: он зарделся, смутился от столь пристального
внимания красивой и явно опытной женщины. Ему очень хотелось выглядеть достойно
случаю: немного развязным, немного равнодушным и очень, очень уверенным в себе.
Однако, слова вязли на языке, взгляд боялся задержаться на достоинствах фигуры и
лица женщины, а руки не могли найти приют, и то терли еще не знакомую с бритвой
щеку, то приглаживали волосы на голове, то лезли в карманы. Мысли были сумбурны:
даст — не даст, получится — не получится, а ну, его к черту, лишь бы не ушла!
— Дурак ты, Федя, — прошептал хриплый голос слева. Лесс повернула голову — у
кустов стоял черноволосый парень, года на три старше рыжего. Он смело встретил
взгляд Варн и не смутился, не занервничал — усмехнулся и шагнул к ней:
— Игнат, — протянул широкую ладонь с четкими витками жизненных линий.
`Пошел ты, пошел ты'!! — разозлился рыжий, почуяв соперника и подхватив Лесс за
талию, увлек к компании:
— Познакомься…
— Клещ, — кивнул солист, привстав.
— Э-э…ну, прозвище у него такое, а вообще — Славой зовут, — пояснил Феодосий,
вновь смутившись, — а это Катя и…
— Владлен Аристархович Кундрыевич-Стопша, — пробасил дородный юноша, что
