— Но все эти годы между нами был мир, — сказал Мануил, сбрасывая с плеч плащ. — Плохой мир, унизительный. Но война с ними — намного хуже.
— Ты знаешь, что я прав, отец, — Теодор упрямо продолжал гнуть своё. — Разза давно хочет посадить на трон ребёнка своей крови. А ты потакаешь ему, держишь у самого сердца, словно близкого друга.
— Очень скоро мы снова станем врагами, — невозмутимо ответил Мануил. — Но лишь тогда, когда я буду уверен в победе. Пока же меня больше заботит этот Агд, кому бы он ни служил.
— Это же варвары, — поморщился сын. — Они служат лишь своему бешенству и невежеству.
— Это так, — согласился Мануил, оглядывая разорённый, раненный чёрными проплешинами кострищ сад. Теодор стоял по правую руку, но смотрел не вниз, а на лицо отца, пытаясь отгадать, о чём тот думает. — Но и не так.
— Отец?
— Большинство из них — обычные фанатики, способные лишь слепо подчиняться приказам. Их откармливают отрыжкой из догм и обрывков пророчеств, подобно тому, как пеликан кормит своих птенцов. Но есть и другие. Те, кто кормит. Вот это и есть наши настоящие враги, сын. Не накаррейцы.
— О чём ты, отец? Я не понимаю.
— Есть ли новости от Андроника? — спросил Мануил, любуясь сыном. Как быстро летит время. Всего несколько лет и вот он уже выше на целых две головы.
— Почему ты спрашиваешь об этом у меня?
— Он давно не присылал писем. Наверное, до сих пор считает себя в опале.
— Да что с ним может случиться в Утике? — Теодор отвернулся, слишком быстро, слишком нарочито. — Хоть немного бы пожить в такой опале, советником наместника. Иногда я думаю — может, это мне следовало подарить брату шрам под рёбрами, и отправиться отбывать столь непосильное наказание? У него ещё достаёт наглости брать деньги у работорговцев…
Нехорошо, подумал Мануил, запустив ладонь под шёлк рубашки: закололо сердце. Нехорошо. Не пристало детёнышам барса грызть друг друга, когда лес вокруг вот-вот заполыхает. Стоило больше времени проводить дома.
— Что, лучше быть советником наместника, чем моим наследником?
Теодор, скрипя медными пластинами, старательно отворачивался, косил чёрным глазом и молчал.
— Вы уладили ту давнюю ссору?
— Не я был её виновником. Не мне, и жалеть о ней.
— И всё же?
— Сейчас у нас вовсе нет никаких отношений. Тебе он присылает хотя бы финансовые отчёты, а мне не написал ни строчки.
— Напиши ему сегодня же и отправь письмо с самым быстрым всадником. Нельзя, чтобы старые обиды подтачивали братскую любовь. Разза прав — наступает зыбкое время.
— Для чего ты позвал меня, отец? — спросил Теодор, и его нетерпение выдали вспыхнувшие глаза. Эх, всем хороша кровь Тамилы, будь она хоть чуточку холоднее. — Наверное, не для того, чтобы узнать, как дела у брата?
— Нет, — улыбнулся Мануил. — Скажи: на какое количество гвардейцев ты мог бы положиться полностью? Как на себя, как на меня?
— Три сотни, — подумав, ответил Теодор. В его чёрных глазах разгорался охотничий азарт. — В Святом отряде нет трусов и болтунов, но шесть сотен — это слишком много. Пойдут разговоры, казарменные пересуды, а накаррейские уши в этом городе торчат из каждой стены. Что мне предстоит сделать?
— Отправиться на юг. Выяснить из чьего кошелька получает золото Агд, — ответил Мануил, наблюдая, как охотничий азарт сменяется разочарованием. — За этим может стоять кто угодно. От лиумуйцев до первых людей Королевства. А может, те и другие сразу — только боги знают.
— Но, отец…
— С собой возьмёшь не больше полусотни. Переоденешь их во что-нибудь менее броское, поднимешь у своего седла знамя… Торговой Гильдии, допустим. Вряд ли это надолго собьёт следящих за тобой с толка, но даст пару дней форы.
— Ты отправляешь туда гвардию? — растерянно спросил сын, словно не веря своим ушам. — В такое время?
— Я отправляю туда тебя и твоих людей. Мне больше некому доверить это важнейшее поручение.
— Но… Если кто-то и впрямь снабжает дикарей золотом, то следы изменника следует искать здесь, в Городе, никак не на юге. Достаточно прочесать накаррейские кварталы…
— В Городе и впрямь слишком много ушей, — ответил Мануил. — Много и толстых кошельков — далеко не все из них накаррейские. Ты нужен мне на юге, сын, все нити ведут туда. Отыщи тех, кто осуществляет поставки, и тогда узнаешь имена тех, кто за них платит. Я очень жду этих имён. Надеюсь, когда ты вернёшься, то назовёшь мне их все. До одного.
— Прости, отец… Ты действительно считаешь, что набеги на оазисы важнее того, что происходит в Городе прямо сейчас?
— Несомненно, — не оборачиваясь, ответил Мануил.
— Прости, отец, — осторожно повторил Теодор, изо всех сил сдерживая обиду. Получалось плохо: старший из близнецов никогда не умел скрывать бурлящих в душе чувств. — Безусловно, я выполню твою волю. Однако…
— Однако?
— Я не вижу в твоём приказе никакой чести для себя. Похоже, что ты желаешь удалить меня из Города. Но зачем?
Мануил медленно повернул голову:
— А какой приказ ты счёл бы для себя честью, сын?
— Взять Бирсу, — ответил Теодор, не задумавшись ни на секунду. — Сжечь паучье гнездо. Привести в цепях обоих: и чёрного паука, и его шлюху. Вырезать нерождённый плод. Принести его в жертву во славу богов и повелителя.
После этих слов поднялся ветер, разорвавший в клочья дым от костров. Мануил перевёл взгляд на затылок коленопреклонённого сына, а потом снова уставился за горизонт. Из утренней дымки проступили неровные от горячего воздуха очертания городских кварталов: уходящая к небу громада Храма, огромное белое полукольцо Гавани, чьи гигантские шлюзы отсюда казались лишь маленькими точками. Издалека донёсся слабый, еле различимый рёв медных рогов: когены созывали народ к Храму. Наступало время утренней жертвы.
Крепость Бирса. Резиденция Раззы. ЭЛАТО
— Здесь, в Бирсе, очень скучно, — пожаловалась сестра. Её тоненькие пальчики были прохладными и слегка влажными. — Мне часто снится дворец, его сады и фонтаны. Рыбки в фонтанах. Птицы, клюющие упавшие с пальм финики. У них огромные красивые хвосты… Я опять забыла, как они называются.
— Павлины, — подсказал Элато, улыбаясь.
— Правильно, — Гева улыбнулась брату в ответ. — В последние дни я стала рассеянной. Так тяжело сосредоточиться. Всё эти ужасные стены — они такие одинаковые. Камень на камне, да ещё песок. Смотреть здесь больше не на что.
Сестра была права. Сейчас, в рассеянных лучах заходящего за перевал солнца, крепость казалась ещё более унылой и неживой, чем обычно. До садов Мануила ей и впрямь было далеко. Взгляд натыкался лишь на неровные края выступающих из кладки камней. Стены, уходящие в стремительно темнеющее небо, со всех сторон сжимали в каменных объятьях небольшой дворик, по которому прогуливались, взявшись за руки, племянники Раззы.
