— Да нет! Баркошина! Я же знаю, видел! Анной зовут…
— Запомни, теперь она моя настоящая жена, Лаксана, — внушительно произнёс Зимогор и встряхнул его за грудки. — И про Баркошу чтобы не слышал.
— Погодите… А где он? А если он сюда нагрянет! Перестреляет всех!.. Вы его не знаете!..
— Не нагрянет…
— Вы что… Вы что-то сделали с ним?
— Ничего, он охотится. Ищи журнал и гуляй. Я буду отдыхать.
— Нет, правда, что с ним?
— Сошёл с ума, полная деградация личности.
Ячменный снова пробрался к столу, и озираясь на спящую, порылся в бумагах. Через минуту явился с журналом.
— Я предупреждал…
Зимогор закрыл дверь, осторожно ступая, приблизился к Лаксане. Свет Манорайской котловины падал ей на лицо и делал его божественным: отмытые с водорослями волосы её всё-таки остались пепельными и шелковистыми, воспалённые от огня веки слегка успокоились, приняли золотистый оттенок, отросли обгорелые ресницы. Вот только обветренные губы спеклись от долгой жажды и на вид казались жёсткими и шершавыми. Олег набрал в рот воды и, склонившись, стал поить по голубиному. Не просыпаясь, она подставляла приоткрытые губы, делала маленькие глоточки и улыбалась.
— Отыскал своё сокровище? — внезапно разрушил идиллию незнакомый голос от двери. — Рад за тебя…
Олег замер, потом медленно отнял губы и проглотил остатки воды.
У порога стоял Мамонт в солдатском камуфляже и толстых горных ботинках. Короткоствольный автомат под мышкой…
— Извини, что помешал, но дверь была открыта, — сказал он шёпотом и сел к командирскому столу.
— Ты бы и с отмычкой залез, — буркнул Зимогор.
— У меня очень мало времени, — проговорил Мамонт. — Через несколько минут сюда прилетят вертолёты с твоим начальством…
— Меня это уже не волнует. Мы можем уйти отсюда. Через несколько минут.
— Вот как?.. Выщипнул перо у жар-птицы и бежать? Нет, гой, ничего не получится. Ты сам определил свой рок, теперь остаётся лишь повиноваться ему.
— Фаталист! — чуть не крикнул Олег и обернулся к спящей. — Я ещё тогда это понял…
— Дважды ты пытался переломить судьбу. И что вышло? — усмехнулся Мамонт. — Хочешь и в третий раз обмануть её?.. Хорошо, ступай, тебя никто не неволит. Доля странника — солёный путь познания, прекрасный опыт. Но поверь мне, всё равно вернёшься в Манораю. Не сам, так Лаксана приведёт назад.
— Забыл. Я же тебе проспорил… Не удалось мне переубедить начальство, как видишь. Зато ты оказался провидцем, засадили аварию.
— Но достали манорайскую соль…
— Соль?..
— Ты называл её чёрным песком.
— А это — соль?.. Понятно. Значит, это ты подменил керн! И унёс бутыль с песком.
— Верни, — попросил Мамонт и достал золотую капсулу. — Она лежит в кармане твоей куртки.
— То есть, как — вернуть? — опешил Зимогор. — Почему?
— Потому что ты украл её. А краденая соль принесёт только вред. Тебе и человечеству.
— Можешь вразумительно сказать, кто ты такой? — забывшись, громко спросил Олег. — С какой стати я должен исполнять твою волю? Ты кто? Хозяин земли? Чиновник? Авторитет с автоматом? Кто ты такой?
— Без автомата, — сказал тот и поставил оружие в угол. — Пришлось позаимствовать… Передай его лейтенанту, а то засудят парня. У него же не хватает одного ствола?
— Верни ему манорайскую соль, — внезапно попросила Лаксана за его спиной. — Я знаю, кто он.
Зимогор достал солонку и, внутренне противясь, вложил её в протянутую ладонь. И в тот же миг ощутил на своей шее тёплые и ласковые руки.
Мамонт не торопясь пересыпал тяжёлые крупицы в капсулу, закрутил крышку и спрятал во внутренний карман.
— Она действительно знает, кто я… До встречи, гой!
* * *
Когда Олег вышел из своего убежища под каменным грибом, на борту Манорайской впадины, на альпийском лугу, стояли уже три вертолёта — он не слышал, когда они прилетели, ибо в тот час его словно не было в текущем времени. Поднимаясь в гору, Зимогор возвращался в настоящее и с каждым шагом сильнее ощущал земное притяжение.
Прежде чем ступить в пространство, замаскированное от космоса, он сел на землю возле светлой дождевой лужи и, заглядывая в водное зеркало, некоторое время хмурил брови и, словно актёр в гримёрной, напускал на себя угрюмый вид, гримасничал, изображая неудовольствие, гнев и злость — всё, чтобы согнать с лица счастливую, беззаботную улыбку.
Под сети вошёл чёрной тучей и сразу же направился к конторскому вагончику, отмечая, что чужого народу на участке прибыло вчетверо. И тут перед ним снова очутился старик Менухов, неожиданно подвижный, оживлённый и счастливый.
— Олег Палыч? Дорогой! — бежал вприпрыжку следом. — Слушай, как у тебя здесь хорошо! Прошёл по лесу, размялся, на земле полежал, как Антей, — отпустило! Видишь, хоть пляши! А ведь месяц скрюченный ходил!.. Какая благодать, а какой кедровый бор! И воздух!..
Зимогор на ходу выискивал глазами медвежью фигуру Аквилонова, но на пустынной территории участка мелькал Ангел с кожаной папкой, толстоватый генерал с непокрытой головой и с ним три офицера в высоких фуражках, двое гражданских в сопровождении женщины в чёрном костюме, и неожиданно среди чужих и потому совершенно безликих гостей мелькнуло знакомое лицо. Настолько знакомое, что Олег замедлил шаг, пытаясь вспомнить, кто это? Что за чёрт, вроде бы даже общались не один раз, знакомая улыбка, очки, седоватые волосы…
Но в голове не осталось ни имени, ни фамилии; и даже обстоятельства встреч совершенно выветрились из памяти! И почему этот знакомый сейчас так вальяжно разговаривает с генералом и машет тростью в сторону деловой женщины? И вообще, настолько прост и развязен с высоким начальством…
— Проходи. Здесь стоять нельзя, — почти возле уха рокотнул низкий бас.
Возле Зимогора вырос камуфлированный детина с автоматом. Ещё человек пять таких же молодцов стояли неподалёку от гостей и взирали на окружающее глазами пристальными и пустыми.
Олег послушно отошёл к конторскому вагончику, слегка отупевший оттого, что отшибло память, и тут откуда-то явился Менухов.
— Олег Палыч, уважь старость! Позволь остаться тут на пару дней? — он забежал вперёд. — Заодно бы кое-какой организацией занялся… Сделай милость, Олег Палыч? Меня уже лечить нигде не берутся…
— Погоди-погоди, — Зимогор указал пальцем. — Глянь, кто это ходит с генералом?
— Где? Который?
— Да в очках, улыбается вон…
— А, он всегда улыбается! — охотно объяснил Менухов и сам подхихикнул по-стариковски. — Даже когда рассказывает гнусные анекдоты…
