— Я его откуда-то знаю…
— Да кто его не знает? Это же бывший министр финансов. С год, как сняли…
Зимогор сел на землю у колеса вагончика.
— Всё, сливай воду… Жалко, Шейх сбежал, вот была бы встреча…
— Что, Олег Палыч? Вид у тебя не совсем здоровый…
— Нет, всё нормально… А за каким… он сюда прилетел? Ему-то что надо?
— Ну, он тут чуть ли не главный! Все с ним советуются, — главный геолог помялся. — Так я остаюсь, Олег Палыч? Обузой не буду. Что касается организации…
— Я тут не распоряжаюсь, — обронил Олег и пошёл в избушку. — Просись у Аквилонова…
— Как же не распоряжаешься? — снова захихикал старик. — Теперь ты всему голова! Сейчас только совещание закончилось у министра геологии, в вертолёте. Тебя назначили начальником экспедиции!
Зимогор остановился.
— Меня?
— Тебя, Олег Палыч, тебя!
— А спросили? Меня-то спросили?
— Чего же спрашивать? — изумился Менухов. — Иван Крутой сам предложил, представил, как положено — министр согласился!
— Где Аквилонов?
— Там он, по лужку гуляет, — махнул рукой. — За сетями… Так что, Олег Палыч? Останусь на пару дней?
Оставив главного геолога, Зимогор миновал конторский вагончик, прошёл мимо пней в камуфляже, насторожённо проводивших его глазами и зрачками автоматных стволов, на ходу достал нож, взрезал сеть и выбрался наружу. Ивана Крутого нигде не было видно. Зато от вертолётов бежал к нему Ячменный, призывно махая руками.
Он подождал, хотел закурить, но кончились сигареты и пачка давно измялась в кармане…
— Олег Павлович, я поздравляю! — на бегу прокричал начальник партии. — С назначением!..
Но его вид при этом был озабоченный, хмурый.
— Ивана Крутого видел? — встретил вопросом Зимогор.
— Тут где-то ходил… Вышел из вертолёта после совещания… Вас назначили начальником!
— Слышал. Что с керном?
— Погрузили! Сейчас Ми-шестой взлетит, в Барнауле перегрузят в самолёт и в Москву. Пока ничего не заподозрили…
— Почему здесь ещё какая-то охрана? Кто эти, с автоматами?
— Да тут ведь столько всяких налетело! — Ячменный выматерился. — Кроме министра геологии, — замминистра обороны, барышня из здравоохранения, мужик из администрации президента и ещё хрен знает кто. Вон прогуливаются после совещания, воздухом дышат…
— Значит, пострадал один Аквилонов? — Олег всё ещё рыскал взглядом по склону.
— Почему пострадал? Нет, сам сложил полномочия, на совещании…
— Заставили сложить.
— Ничего подобного, уговаривали остаться — он ни в какую. Предложил вас… Они вообще ведут себя смирно, даже Ангел будто ангел, — начальник партии зашептал. — У них меж собой разборка идёт. Там есть один мужик, в очках такой и улыбается…
— Бывший министр финансов!
— Ну! Так он всех в оборот взял на совещании! Умнейший, гад, вот его не объегоришь. Как начал пальцы загибать — наш министр сидит, как рак варёный. Человека своего, говорит, почему в партию не посадили для контроля? Почему керн вовремя не вывозили? Почему нет на участке бурового станка без электронной мишуры? У вас, говорит, у самих рыло в пуху! Так что молчите и не ругайте мужиков!
— Ты обрадовался?
— Ещё бы! Заступник трудового народа!
— Что они там решили? Сворачивать работы?
Ячменный огляделся по сторонам, сказал бубнящим шёпотом:
— В том-то и дело, что нет. Я так понял… Наоборот, сюда кидают какие-то бешеные деньги. Не успел дослушать, нас с Аквилоновым выставили из вертолёта, сразу после совещания. Но разговор начинался… Какое-то строительство будет, инженерное бурение, горные работы… Но самое главное, вроде бы хотят бурить повторную скважину, рядышком.
— Не может быть! — Зимогор встряхнул начальника партии. — Представляешь, что это значит?
— А как же! Нам всем труба. Приставят своих людей, и керн станут вывозить по ящику…
— Не просто труба, братец… Если такие вороны сюда слетелись!
— С ними надо что-то делать! Надо что-то придумывать, Олег Палыч! Но такое, чтоб поверили! Чтоб раз и навсегда отказались!.. Или эти… которые керн подменили, уже придумали что? Тогда почему ничего не делают?..
Последние слова он говорил уже в спину Зимогору, поскольку тот бежал наискось через луг, вниз, к реке: там, на склоне, среди высокой стареющей травы, на фоне далёкого кедровника вроде бы замаячила человеческая фигура…
Аквилонов неторопливо брёл по травянистому лугу вдоль каменистого склона, подставив солнцу лысую голову, и, казалось, ничего не слышал и не замечал вокруг. На лице его было написано удовольствие — состояние, которого Зимогор никогда не видел. Из-под расстёгнутой старомодной штормовки торчала белоснежная рубашка с поднятым воротником, распущенный галстук болтался на груди, а по лицу бродила самозабвенная улыбка, отчего нижняя губа у него отпадала, как у старого коня.
— Иван Васильевич, вы со мной согласовали назначение? — с ходу атаковал Зимогор. — Или считаете, милость сделали? Облагодетельствовали?
Иван Крутой даже головы в его сторону не повернул, шёл, улыбался и часто моргал, глядя впереди себя. От своих слов Олегу стало неловко: не те это были слова, звучали казённо, выспренно и не трогали души. Мало того, сам услышал в них ложь и кокетство, желание показать свою независимость и покуражиться над стариком. Было же, было! И до сих пор не вывелся из головы жучок-древоточец, скрипящий одну и ту же песню — вот если бы я взял в руки экспедицию, всё бы делал не так, всё бы переиначил, сократил, переформировал, создал, заставил…
— Что же меня не спросили, Иван Васильевич? — убавил звук и зашёл с другой стороны Зимогор. — Вообще, не понимаю! То выпнули с должности главного геолога, то теперь на своё место!..
— Посмотри, как хорошо здесь, — радостно произнёс Аквилонов. — Жалко, раньше не знал… Лепота!
Зимогор замолчал, окончательно сбитый с толку поведением Ивана Крутого. Тот же скинул штормовку, взял её в руку и пошёл с видом гуляющего, блаженствующего пенсионера, свободного от всякой суеты. Иногда останавливался, смотрел вниз на белую от пены речку, в небо с лёгкими перистыми облаками, на белые гольцы, опоясывающие котловину с юго-восточной стороны, и Олег непроизвольно глядел туда же.
— Нет, какое здесь место! Вот где жить человеку! — восхитился Аквилонов и указал на избушку Ячменного. — Вот в такой келейке! И больше ничего не нужно.
Потом расстелил на пригорке штормовку, сел, утёр лысину носовым платком.
— В Москву полетишь с ними, дела примешь, — поозиравшись, проговорил Аквилонов. — Я там всё приготовил, разложил — разберёшься.