– Нет, не сегодня. У нее примесь человеческой крови, она исцеляется медленней.
Ясень улыбнулся мне.
– Тогда мы на сегодня тебя покинем, принцесса. Нам надо бы пойти посмотреть, что там будет еще.
– Как вам захочется, – сказала я, мне и правда было все равно, чем они займутся. Я быстро приближалась к точке, где боль завладеет всеми моими мыслями. Вот-вот все остальное потеряет значение, и от всего мира останется одна только боль. Мне нравится немножко боли в правильных обстоятельствах, но эту боль мне в удовольствие не превратить. Будет просто зверски больно.
Мы оставили за спиной большой тронный зал и бормотание голосов: сидхе принялись за пересуды. Интересно, как скоро слухи о событиях нынешней ночи долетят до ушей Короля Света и Иллюзий. Через два дня мне придется посетить пир в мою честь при Благом Дворе. Два дня, чтобы вылечиться. Два дня, чтобы скрепить союз со слуа и гоблинами. Два дня – кажется, маловато.
Исцеляющий источник восхитил Ффлур. Она заставила меня выпить полную чашку холодной чистой воды, и боль ослабела. Целительница меня раздела и велела окунуть руку в воду. Нельзя сказать, что все сразу зажило, но мышцы прекратили дергаться, а боль из острой превратилась в тупую и ноющую. С такой болью я могла смириться, я даже заснуть могла бы.
Пока нас не было, королевскую спальню отмыли и вычистили. Не знаю, как удалось белым дамам убрать всю эту кровь, и, наверное, не хочу знать.
Гален помог мне освободиться от оставшейся одежды. Глаза у него блестели непролитыми слезами. Он нагнулся и притронулся губами к моему лбу.
– Я думал, я тебя уже потерял. – Я потянулась к нему, но он шагнул назад. – Нет, Мерри, у меня первая стража. Если ты меня обнимешь, я расплачусь, а это недостойно мужчины.
Он пытался шутить, но получалось у него не очень. Я подумала, что дело не в одной только тревоге из-за случившегося, но я была не в той форме, чтобы добиваться от него правды.
Дойл обвил меня своим нагим телом в центре громадной королевской кровати. Кровать была не двуспальная. Я для нее придумала термин "со-многими-спальная", но при королеве его не употребляла. Меня клонило в сон от питья, которое мне дала Ффлур. Она сказала, что лекарство поможет мне уснуть и ускорит заживление. Я погрузилась в первое забытье, навеянное зельем и бархатным теплом тела Дойла.
Холод поцеловал меня в лоб, и я снова открыла глаза. Как я их закрыла – не помню.
– Я помогу Галену держать стражу. Есть другой, кому нужно сейчас спать возле тебя.
В его лице не было ни обиды, ни капризов. Он выглядел, как ни глупо это звучит по отношению к многосотлетнему существу, взрослым.
Еще раз я очнулась, когда кто-то вполз на кровать, стараясь не задеть мою раненую руку. Тело было мне незнакомое. Не смогу объяснить, как именно, но я знаю своих мужчин – на ощупь, на запах, – а нового гостя я так хорошо не знала. Я открыла глаза и увидела над собой золотистое лицо Адайра.
– Королева сказала, что я твой, если ты меня хочешь. – В глазах у него дрожали неуверенность и страх. Одна Богиня знает, в каком настроении королева сейчас, после нашего представления. Я бы не хотела попасть ей под руку.
– Оставайся с нами, – прошептала я. – Конечно, оставайся.
Он повернулся ко мне спиной и свернулся в комок. Его сотрясала дрожь, и я не сразу поняла, что он плачет. Кровать задвигалась – на нее вполз Рис, лег рядом с Адайром, и Китто устроился в ногах постели, и Никка с Шалфеем тоже улеглись, осторожно примостив крылья. Мы все прикасались к Адайру, прикосновениями рук и тел давали ему понять, что он в безопасности. Так мы и заснули в общей большой куче теплых тел и обнимающих рук.
Разбудили меня сразу два обстоятельства: Адайр застонал во сне, а Дойл с другой стороны от меня притих. Я заморгала, просыпаясь, и Дойл чуть сжал руку у меня на талии, предупреждая не двигаться. Я замерла, вжавшись в Дойла, а Адайр с другого бока продолжал постанывать.
Королева стояла у изножья кровати и смотрела на нас. О чем она думала, было мне непонятно, только явно не о чем-то хорошем.
Я погладила Адайра по голой спине, и он перестал стонать и заснул крепче. Лежащий по другую сторону от него Рис тоже не спал, как и я, – это я скорей почувствовала, чем услышала. Никка, Китто и Шалфей спали – дышали они ровно и глубоко.
Холод и Гален стояли у кровати, за спиной у королевы, словно хотели ее схватить, но не отваживались. Как защитить кого-то от самой королевы? Ответ – никак.
Она тихо, как будто не желая разбудить спящих, сказала, глядя на нас:
– Не знаю, кому завидовать больше – тебе, со всеми твоими мужчинами, или твоим мужчинам, обнявшим тебя. Я ощутила на вкус твою силу, Мередит, и скажу тебе, она очень, очень привлекательна. – Она отвернулась, хотя я и так вроде бы ничего не слышала. – Эймон меня ждет вместе со стражами, которых я выбрала на эту ночь. – Она опять глянула на меня: – Ты вдохновила меня взять сегодня в постель побольше народу.
Адайр напрягся, и я поняла, что он проснулся, хоть и не открыл глаза. Он притворялся спящим, как притворяется ребенок: главное – притворись хорошенько, и все чудовища уйдут.
Она вдруг хохотнула, и Адайр дернулся, будто звук его ударил – хоть этого и не могло быть.
Королева ушла смеясь, а нас все это как-то не очень позабавило.
Я подумала, где сейчас Баринтус, и Усна, и Аблойк, и даже Аматеон с Онилвином. Они теперь вроде бы мои, а значит, я должна их защищать. Я послала Риса узнать, где они. Немного погодя он пришел и привел их всех. Включая Готорна, Иви и Бри.
– Я спросил у королевы разрешения забрать твоих людей, и она дала выбор тем, кто с тобой еще не был. Они все решили пойти сюда. – Рис выглядел усталым, но довольным.
Баринтус оглядел кровать и покачал головой.
– Боюсь, все мы разом даже в этой кровати не поместимся.
Он не ошибся, но все же в ней поместилось больше народу, чем можно было подумать. Когда мы устроились – в такой толпе мне еще спать не приходилось, – откуда-то из ног постели донесся голос Аматеона. Думаю, он сказал за всех новых стражей:
– Спасибо, что послала за нами Риса.
– Вы теперь мои, Аматеон, в счастье и горести.
– В счастье и горести, – повторил Рис из глубины комнаты.
– Здесь не человеческий зал бракосочетаний, – буркнул Холод от дверей.
Дойл прижался ко мне плотнее, и я расслабилась в его объятиях.
– Брак может кончиться разводом, а то и просто кто-нибудь из супругов сбежит, – сказал Дойл. – Мерри к своим обязанностям относится строже.
– Так что, – спросила я темноту, – в бедности мы будем жить или в богатстве?
