Исполин и коротышка. Гора и муравей. Бог и ничтожество. Вот они стоят друг напротив друга. Глаза бога войны заполонил рассвет, что безмолвно говорило лишь об одном — битва будет настоящей. На лице Шкета — мрачная решимость, несломимая целеустремлённость, желание во что бы то ни стало поучаствовать в этом сражении. Громогласный Дракалес спросил у своего оппонента: «Шкет, готов ли ты победить меня?» «Да!» — как бы ни старался коротышка, но до ушей толпы доносился лишь отзвук его голоса. Но другой голос, голос его души сейчас рычал, подобно огромному чудищу. И, словно бы услышав этот самый внутренний рык, Атрак ответил ему — слева от Шкета вырвался чёрный бивень Аласа. Коротышка вздрогнул, однако лишь внутри. Сил его духа было достаточно, чтобы не показать этого испуга. Дракалес во второй раз возвысил свой голос: «Шкет, готов ли ты победить себя?» «Да!» — снова ответ низкорослика потонул в тишине, донеся до ушей толпы лишь его бледное эхо. Но Атрак услышал его во второй раз, явив справа от него чёрный бивень Ятага. В этот раз даже душа осталась смелой. И вот, когда он стоял меж двух чёрных врат в мир войны, голос Дракалеса зазвучал в третий раз: «На что ты готов ради победы?» «На всё!» — округу оглушил низкий раскатистый гром его могучего голоса. Дух войны вошёл внутрь него и стал преображать. Коротышка стал увеличиваться в размере. Миг — и он ростом со среднего человека, ещё миг — с широкоплечего Левара. Ещё миг — с высокой Ханны. Однако его рост на этом не остановился. Он продолжал расти и ввысь, и вширь, сровнявшись уже с ваурдами и ратардами. Прошло ещё мгновение — и теперь он ростом с Дракалеса. Но и тут он продолжал увеличиваться, так что вскоре перед богом войны стояла самая настоящая гора, которая превышала его ростом в полтора раза. Но не успел он сформироваться, как над Аласом и Ятагом образовался огненный портал. А из этого портала на Шкета стала низвергаться самая настоящая магма. Народ от удивления ахнул. Однако со стороны нового громилы не было никакого звука, как будто бы он помер, не успев даже закричать от боли. Атрак излил огромную массу расплавленной руды, а после огненный портал затворился. Чёрные бивни мира войны ушли следом за ним. И на месте огромного воителя, в которого преобразился бывший отброс общества стоял остывающий металлический монумент. Медленно потянулось безмолвие. Дракалес смотрел на монумент своими оранжевыми глазами, готовыми к бою. Другие тоже безотрывно глядели на то, как половина конструкции застыла и обратилась чёрной металлической статуей, когда как другая половина осталась красной. Да вот только это был уже готовый материал. Шкет сразу же облачался в доспехи Атрака. Они соединились с его могущественным телом, и теперь стали частью его кожного покрова. По сути, доспехи заменили ему плоть. Теперь же в нём происходили преобразования внутренние, самые важные, от которого зависит, сможет ли человек принять новую сущность. Сможет ли он существовать в обличии ваурда. Что будет: образуется новый воитель Атрака? Или же он так и останется вечным монументом, как напоминание того, что путь в Атрак закрыт слабым существам.
Вся физическая мощь войны обрушилась на Шкета. Она пыталась раздавить его и сжать, так что его кости должны были сломаться, и он должен был умереть. Но хоть он и был мал ростом, всё же дух его был силён. Мучения преобразования в ваурда терзали его тело, и, если бы он дорожил свой душой, боялся бы умереть, тогда бы он позволил этой силе сжать его. Но тот, кто сражается, потому что ему нечего терять, будет биться до конца, приложит к этому не просто все силы, а даже сверх того, кажется, того, чего и нет у него. Боль нарастала всё вновь и вновь. Накатывала волнами. Пыталась раздавить его и похоронить. С каждым новым прибоем казалось, что уже всё, приближается окончательный конец. Но где-то в закромах души находятся ещё силы. И он продолжает выстаивать. Так было много-много раз. И всё-таки он выдержал. Всё-таки его душа оказалась сильнее. И теперь дух побед и дух поражения проникли внутрь его. Но это отнюдь не означает, что можно расслабиться и насладиться своим величием. Наоборот, теперь эти два духа подпитывают его силы, чтобы он мог и дальше стоять. Но в то же самое время их противоборство начинает раздирать его плоть с новой силой. Шкет в отчаянии ухватывается за них обоих и пользуется этими дарами. Да, пытаясь взращивать в себе мощь бдазла, он досконально изучил все закоулки своей души. А потому он сумел понять, что победа и поражение — это новые возможности, которые позволят ему выстоять, пока они сражаются. Он ухватился за них и затаился, ожидая, когда кто-нибудь из них победит. Он чувствовал, как они ворочаются там, как бьются друг о друга и причиняют всё больше и больше страданий. Он ждал, а они становились нестерпимыми. Он ждал, а они становились просто невыносимыми. Он продолжает ждать, а они продолжают рвать его. Нужно уже что-то делать, пока они не уничтожили его. Он пытается искать новые возможности. Сначала они совсем не видны. Две силы продолжали уничтожать его тело. Но он не отступал. Он искал, он метался вместе с ними. Метался в душе. Метался в сознании. Метался на грани жизни и смерти. И потом начал метаться сам. В такт этой вечной борьбы.
Безжизненная груда металла пробудилась. Новый ваурд поднялся во весь рост, растопырил свои металлические руки-булавы, а после этого прозвучал дикий рёв, обозначавший страшные мучения, которые испытывает существо. В руках Дракалеса тут же появились Орх и Гор, и он совершил фуруварат, приземлившись прямиком на спину этого громилы. Завязалась самая настоящая война. Победоносец и его новое творение бились, как самые настоящие враги. Шкетом управляло стремление воевать. Он отдался этому веянью, он позволил, чтобы эти два духа, которые никак не угомонятся в нём, правили его телом и душой. Он был движим лишь одной жаждой — битвы. Дракалес же наносил ему самые настоящие удары, чтобы Шкет всегда ощущал угрозу именно от него, именно от бога войны и не переставал совершать попытки уничтожить его. Так как это невозможно, то это противостояние будет длиться вечность. Но то, что сейчас делает новый ваурд, является неправедной войной. И у Дракалеса есть все основания оборвать его существование за это. Но он проявляет к нему милосердие, давая время для того, чтобы поработить эти два духа и заставить их сражаться только тогда, когда это нужно самому Шкету. Его стремление воевать — это, по сути, поиск решения. Сейчас он метался в самом себе, ища возможность научиться жить вместе с этой вечной войной. Если в течение продолжительного времени этого не случится, тогда придётся забрать из него дух войны, и здесь образуется монумент павшего воителя.
Эта битва были жестокая. Такого никто никогда не видел. Несмотря на свои размеры, Шкет двигался достаточно быстро, как подобает самому настоящему воителю Атрака. Дракалес, несомненно, был гораздо быстрее него. Он то уворачивался от его ударов, то парировал их. Но всякий раз, как громоздкие булавы, на месте кулаков ударялись оземь или об оружия бога войны, всех обдувала волна от остатков физической силы. Тижакцы менее других народов развили в себе стойкость, а потому они особенно сильно испытывали на себе воздействие остаточных физических сил. Их тела начинали болеть, ведь сейчас они, по сути, терпели на себе физические удары. С каждой новой волной устоять на ногах было сложнее. Но битва продолжалась. Впивающиеся удары Орха и Гора заставляли живую гору металла реветь от дополнительной боли. А грубые удары ногой или плечом выводили из состояния равновесия. Силы постепенно истаивали. Однако на место них приходили новые, и Дракалес бился как будто бы с противником, который постоянно обновляется, который постоянно омолаживается и после очередного поражения встаёт, как ни в чём не бывало. Но каждое такое поражение накладывало отпечаток на стиль битвы исполинского ваурда. Он постепенно начинал сражаться всё быстрее, сильнее, искуснее. Томелону также приходилось задействовать всё больше и больше своих божественных способностей. Так что вскоре вокруг исполинской горы доспехов, которая ниспровергала на Дракалеса град неисчислимых ударов в попытке попасть по своей цели, метался красный вихрь, который, казалось, ничего не делает с тем, кто стоит в центре него. Но непрекращающийся рёв страданий показывал, что бог войны всё же атакует его.
