Вчера, после того, как Великий Круг, состоящий из верховных жрецов и представителей первых фамилий Гароссы, признал Дебору единственной претенденткой на «трон и власть», и после того, как был совершен обряд погребения убитого им самим Людвига Вольха, Карл завершил все те дела, которые не мог оставить на волю случая и чужого разумения. Их было не много этих дел, но не сделай он их вчера, сегодня он не мог бы спокойно смотреть в глаза той, которую, как оказалось, он любил так, как никого до нее.
«Прости, Стефания! — попросил он, делая первый шаг за начавшими выходить сквозь открывшиеся двери храма кавалерами своей свиты. — Но мы, люди, не властны над своим сердцем. Прости».
Между тем, воздух снова вздрогнул от мощного гула гаросских труб, и под торжественную песню этого трехголосого «хора», способного заставить дрожать даже небеса, процессия медленно потянулась из южного претвора наружу, под наливающееся багрянцем и золотом закатное небо наступившего уже вечера. Первыми шли двенадцать пар вооруженных церемониальными двуручными мечами кавалеров, старших сыновей лучших родов Гароссы. За ними следовали четыре жреца — по одному представителю от каждого жреческого объединения Нового Города — выносившие на вытянутых руках регалии. Жрец храма Великих Предков нес «малый венец» — корону, которая по обычаю принадлежала жене господаря, но на этот раз должна была быть возложена на голову принца-консорта; епископ храма Единого — «Меч Калина», второй по значимости церемониальный меч Гароссы, а жрецы коллегии Духов Земных и круга Дев Заступниц — белый плащ и золотой кованый пояс, украшенный изумрудами, сапфирами и аметистами.
Сразу за жрецами шел Карл, сопровождаемый вставшими с обеих сторон от него свидетелями — Конрадом Триром и Августом Ругером, а за их спинами, распределившись согласно старшинству, по трое в ряд, важно шагали высшие аристократы Гароссы. Если бы не тот факт, что Карл был женихом и являлся монархом другого государства, все они должны были бы находиться не здесь, а в северном претворе, а первые регалии выносили бы не жрицы, а жрецы. Но новые обстоятельства потребовали от гароссцев внесения изменений в устоявшийся в веках церемониал. Традиция здесь всегда была выше обычной логики. Невесту не могли сопровождать мужчины, точно так же, как жениха не могли выводить из храма к венчальному подиуму женщины.
Выйдя из дверей храма, Карл увидел, наконец, вторую процессию — поезд Деборы, медленно вытягивающуюся под торжественное пение труб на храмовую площадь из северного претвора. Там первыми шли сестры и молодые жены тех кавалеров, которые открывали его собственный выход. На левом плече каждая из них тоже несла церемониальный меч, но эти клинки были обычных размеров, так что вынести их могли и слабые женские плечи. За тем следовали жрицы, впервые за двести пятьдесят лет, выносившие из храма первые регалии Нового Города, а уже за ними — Дебора в сопровождении графини Брен и банессы Трир. Замыкали шествие, соответственно, жены и вдовы первых людей Гароссы, которые сейчас оказались за спиной Карла.
Посередине просторной площади возвышался крытый белой тканью помост — свадебный подиум, на который с трех сторон (слева, справа и прямо от центральных дверей храма) вели пятиступенчатые пологие лестницы. Полог из темно-синей, расшитой серебряными звездами, ткани, укрепленный на четырех угловых столбах символизировал ночное небо, с которого по гаросской традиции смотрят на землю глазами звезд великие боги. Дойдя до подиума, кавалеры расступились, образовав живой коридор, по которому Карл и его свидетели подошли к правой лестнице. Трубы смолкли. Раздался новый удар гонга, и Карл начал подниматься на подиум. С противоположной стороны, навстречу ему поднималась Дебора, а сопровождавшие их высшие аристократы Гароссы — мужчины и женщины — расходились по сторонам, занимая свои места на двух ступенчатых трибунах, крытых зеленой тканью, слева и справа от помоста. Оттуда они и будут наблюдать за церемонией.
Вот я, — сказал Карл, встав на белую ткань помоста.
И вот я, — откликнулась, вставшая лицом к нему Дебора.
Ни одного звука не сорвалось с их губ, но каждый из них знал, что сказал другой.
Мое сердце принадлежит тебе, — сказал он. — И все, что есть я, это ты.
Я знаю, Карл, — ответила она. — И ты знаешь, что я это ты, потому что разделить нас во мне не способна даже смерть.
Я люблю тебя, Дебора, — сказал он.
Я люблю тебя, Карл, — сказала она.
Ни одного звука не прозвучало в наступившей на площади тишине, и не дрогнули их губы, и не один мускул не шевельнулся на сосредоточенных и торжественных лицах, но улыбка расцвела на мягких губах Деборы, и сгущающийся сумрак вечера бежал прочь от сияния, рожденного этой улыбкой, которую видеть мог один лишь Карл.
«Один?»
Его счастье было так велико, что, казалось, его теплом и светом можно было растопить даже вечные льды горных вершин, но видеть его могла сейчас одна только Дебора, которой принадлежала его ответная улыбка.
«Только она одна?»
Я даже завидую, — улыбнулась Валерия, глаза которой впервые на памяти Карла засияли прозрачной, пронизанной солнечными лучами синью небес. — Но зависть моя светла.
Тебе нечему завидовать, — ответил улыбкой на улыбку обычно суровый Конрад Трир. — Я люблю тебя, Валерия, и моя жизнь принадлежит тебе.
Я ношу под сердцем твоего ребенка, Конрад.
У вас будет сын, — сказал Карл.
И у нас будет сын, — сказала Дебора.
Анна беременна, — сказала Виктория.
Принцесса? Принц? — Спросила Дебора.
Я полагаю, родится мальчик, — сказал Август.
Как ты узнал? — Удивилась волшебница.
Сердце подсказало, — Август и сам, по-видимому, не знал пока, на что способно его «сердце».
«Но кровь не водица, а моя кровь тем более».
Снова ударил гонг. Двери храма отворились, и на площадь вышли три жреца, которым предстояло совершить таинство «наложения уз». Они медленно прошли к помосту, поднялись один за другим — по старшинству — по пяти ступеням лестницы и вступили на белую ткань подиума.
— Белый снег, — сказал первый, указывая себе под ноги. — Он чист.
— Хрустальный Купол, — сказал второй, указывая вверх. — Он вечен.
— Глаза богов смотрят на вас, — сказал третий, встав рядом с Деборой и Карлом. — Боги свидетели, союз ваш будет чист, как первый снег, и вечен, как небесный купол.
