А теперь Эдди, скрестив ноги, сидел на одном из одеял, которые Залия дала им, когда они направились на сеновал. Еще два лежали рядом. Смотрел он во двор, мимо крыльца, на котором дед Тиана рассказывал свою историю, в сторону реки. Луна то скрывалась за облаками, то выглядывала из них, и тогда темнота отступала под серебристым светом. Но он, скорее не смотрел, как слушал. Уши ловили каждый звук, доносящийся из расположенного под ним хлева. Она была там, он не сомневался, но, Господи, какая же внизу стояла тишина!
И, между прочим, кто она? Миа, говорит Роланд, но это всего лишь имя. Кто она на самом деле?
Но это не просто имя. «На Высоком Слоге оно означает мать», — сказал стрелок.
Оно означает мать.
Но она мать не моего ребенка. Малой — не мой сын.
Снизу донесся чуть слышный удар, скрипнула половица. Эдди напрягся. Она внизу, все точно. Он уже начал сомневаться, но нет, она внизу.
Он проснулся после шести часов глубокого, ничем не потревоженного сна, чтобы обнаружить, что Сюзанна ушла. Он подошел к воротам сеновала, которые они оставили открытыми, выглянул. Увидел, что она во дворе. Даже в лунном свете понял, что в коляске не Сюзанна; ни его Сюзи, не Одетта Холмс или Детта Уокер. И при этом женщина эта не показалась ему полной незнакомкой…
Я видел ее в Нью-Йорке, только тогда у нее были ноги, и она знала, как ими пользоваться. У нее были ноги, и она не хотела вплотную приближаться к розе. На то у нее были причины, веские причины, но думаю, что главная мне известна. Думаю, она боялась, что роза причинит вред тому, кто сидит у нее в животе.
И все-таки он жалел женщину, которую видел внизу. Кем бы она ни была, кого бы ни вынашивала, она попала в это щекотливое положение, спасая Джейка Чеймберса. Она отвлекла демона круга, удержала в себе, пока Эдди не закончил вырезать ключ.
Если б ты покончил с этим раньше, если б ты не оказался таким дерьмом, она могла бы и не вляпаться в эту историю, или тебе так не кажется?
Эдди отогнал эту мысль. Доля истины в ней была, он стушевался, вырезая ключ, вот почему и не успел закончить его к моменту «извлечения» Джейка, но он уже покончил с таким образом мышления. Пользы никакой, сплошное самоуничижение.
Кем бы она ни была, сердце его рвалось к женщине, которую он видел внизу. В тишине ночи, под лунным светом, чередующимся с темнотой, в коляске Сюзанны она пересекла двор… вернулась обратно… вновь укатила к дальнему концу… повернула налево… потом направо. Чем-то она напомнила ему древних роботов на поляне Шардика, в которых он стрелял по приказу Роланда. И тут есть чему удивиться. Потому что засыпал он, думая об этих роботах, о том, что сказал о них Роланд: «Я думаю, по-своему им очень грустно. Эдди собирается избавить их от тоски-печали». И он избавил, пусть и не без уговоров: того, что выглядел многозвенной змеей, напоминающего трактор, подаренный ему на день рожденья, похожего на злобную стальную крысу. Расстрелял всех, кроме последнего, чего-то летающего. С ним разобрался Роланд.
Как древние роботы, женщина во дворе хотела куда-то уйти, только не знала куда. И вопрос заключался в том, что же ему теперь делать?
Наблюдать и ждать. Использовать время, чтобы придумать одну из его убедительных баек на случай, что один из них проснется и увидит, как она мотается по двору в кресле. Что-нибудь насчет посттравматичного синдрома, вызванного пребыванием в Ладе.
— Что ж, мне это годится, — пробормотал он, но в этот момент Сюзанна развернулась и покатила к хлеву, теперь уже целенаправленно. Эдди улегся, готовый имитировать сон, но наверх Сюзанна не поднялась. Скрипнули ворота хлева, которые ей удалось открыть с немалым усилием, потом половицы: она слезла с кресла и, на руках и коленях, пробиралась в глубь.
На пять минут воцарилась полная тишина. Эдди уже начал нервничать, когда послышался поросячий визг, резкий и короткий. Визг этот очень уж напоминал вскрик младенца, и по коже Эдди побежали мурашки. Он посмотрел на лестницу, ведущую вниз, но заставил себя остаться на месте.
Это же свинья. Точнее, поросенок. Совсем молоденький.
Возможно, но перед его мысленным взором раз за разом возникали младшие близнецы. Особенно девочка. Лиа, рифмуется с Миа. Они такие крошки, и это безумие, представлять себе Сюзанну, перерезающую горло ребенку, полнейшее безумие, но…
Но внизу не Сюзанна, если начнешь думать, что там Сюзанна, ты причинишь себе боль, как случалось и раньше.
Боль, это мягко сказано. Его чуть не убили. Омароподобные твари чуть не сжевали его.
Им на съедение меня бросила Детта. Внизу не Детта.
Да, и вполне возможно, что та, что внизу, гораздо лучше Детты, однако утверждать такое мог только круглый дурак. Да, сейчас речь не шла о его жизни.
А может, на карте стояли жизни детей? Детей Тиана и Залии?
Его прошиб пот, он сидел, не зная, что предпринять.
Наконец, ожидание затянулось до вечности, вновь заскрипели половицы. Последняя — у лестницы на сеновал. Эдди лег и закрыл глаза. Конечно, не совсем. Сквозь ресницы увидел, как в проеме люка показалась ее голова. В этот момент луна выглянула из-за облака, залила сеновал серебристым светом. Он увидел кровь в уголках ее рта, темную, как шоколад, и отметил для себя, что утром ее надо вытереть. Он не хотел, чтобы кто-то из Джеффордсов увидел эту кровь.
«Кого я хочу увидеть, как это близнецов, — подумал Эдди. — Обе пары, всех четверых, живыми и здоровыми. Особенно Лиа. Чего еще я могу хотеть. Завтра утром Тиан, конечно, выйдет из хлева в некотором недоумении. Спросит, не слышали ли мы чего ночью, не видели ли лису или горную кошку. Потому что, вот странность, пропал один поросенок. Надеюсь, ты спрятала то, что от него осталось, Миа, или кто ты там есть. Надеюсь, ты хорошо спрятала то, что от него осталось».
Она подошла к нему, легла на спину, повернулась на бок и мгновенно уснула, он это понял по ровному дыханию. Эдди приподнял голову, посмотрел на спящий дом Джеффордсов.
Она не приближалась к дому.
Нет, если не проехала хлев насквозь… обогнула дом… залезла в окно… взяла одного из близнецов… взяла маленькую девочку… вернулась с ней в хлев… и…
Она этого не сделала. Прежде всего, не уложилась бы в те несколько минут.
Скорее всего, не уложилась бы, но он знал, что успокоиться он сможет только утром. Увидев всех детей за завтраком. Включая Аарона, малыша на пухлых ножках с чуть выпирающим животиком. Он вспомнил, как его мать иногда говорила, увидев молодую мамашу, которая катила в коляске своего малыша: «Какой милый! Так и хочется его съесть!»
