— Самое время, Каракатица! — возвестил рослый сапер. — Дергай за веревку!
Сапер, носивший это имя, привстал и обеими руками ухватился за длинную черную веревку, что тянулась вниз, скрываясь в воде. Каракатица зажмурился. Его чумазое лицо сморщилось от напряжения. Потом он дернул веревку.
Ничего не произошло.
Историк заметил, что сапер-великан заткнул пальцами уши. Вот оно что!
— Уши! — крикнул Лист.
Дюкру показалось, что вместе с лошадью он проваливается вниз. Ощущение было недолгим. Вода в месте брода вздыбилась, образовав горб. Вверх полетели фонтаны радужных брызг. В следующее мгновение водяной горб исчез вместе с наступавшими крестьянами. Реку и берега потряс оглушительный взрыв. Пронесшаяся воздушная волна железным кулаком ударила по людям и лошадям. Река осветилась красными, розовыми и желтыми вспышками, исторгая из себя клочья человеческих тел, оторванные головы, руки, ноги, куски одежды. Страшный фонтан взметнулся высоко в небо и осел, рассыпавшись мириадами капелек. Пыльное облако сменил водяной туман.
Лошадь Дюкра попятилась назад. Земля еще продолжала содрогаться после взрыва. Одного всадника выбросило из седла. Он катался по земле, зажимая руками уши.
Река бурлила. Десятки водоворотов кружили тела и обрубки тел. Налетевший ветер понес водяное облако прочь. «Голова» змеи с железными зубами перестала существовать. Погибли все, кто был в воде.
Рослый сапер что-то говорил. Звон в ушах мешал Дюкру расслышать. Историк напряг слух.
— Пятьдесят пять «шипучек». Многолетний запас Седьмой армии. Теперь на месте брода — глубокая канава.
Сапер удовлетворенно захохотал, затем его лицо вновь стало сумрачным.
— Ребята, отходим. Нам еще есть где покопаться.
Лист дернул Дюкра за рукав.
— Куда теперь, господин историк? — прошептал капрал. Историк глядел на красные водовороты, уносившие останки погибших. Вопрос Листа поразил его своей нелепостью.
«Куда теперь? Как будто где-то есть спокойный уголок, позволяющий хотя бы на время укрыться от ужаса и отчаяния!»
— Господин Дюкр, вы меня слышите?
— Слышу, капрал. Едем к месту сражения.
Перебравшись на западный берег, Кольтен и его клан Вороны ударили по тифанским копьеносцам и резко изменили ход сражения. Тифанцы смешались, загородившись семкийскими пехотинцами. Сейчас косматые семкийские воины падали под залпами виканских стрел.
Центр поля битвы занимала пехота Седьмой армии, отрезая семкийцам пути к отступлению. В какой-то сотне шагов застыла хорошо вооруженная пехота мятежников Гурана. Их командир явно не торопился бросать своих людей на подмогу соратникам. После взрыва брода соотношение сил значительно изменилось. Армия Камиста Рело осталась на восточном берегу. У Кольтена больше всего пострадали военные моряки и клан Горностая. Но основное ядро его армии оставалось сильным и боеспособным.
Клану Горностая было некогда скорбеть о потерях. Всадники неслись по каменистой равнине, преследуя остатки гуранской кавалерии.
В самой гуще сражения Дюкр заметил знамя «красных мечей». Он усмехнулся, представив, с какой яростью сражались семкийцы против «мезланских прихвостней». Ненависть застилала им разум. Семкийцы не жалели собственной крови. Меж тем «красных мечей» было не так уж и много — менее двух десятков. Наверное, остальных Бари Сетрал приберегал на случай непредвиденных обстоятельств.
— Я хочу подъехать еще ближе, — сказал Дюкр.
— Хорошо, — безропотно согласился капрал. — Тогда поднимемся вон на тот холм. Правда, мы окажемся в досягаемости лучников.
— Это сражение, капрал, а не прогулка.
Они поехали к позициям Седьмой армии. На невысоком холме развевалось пропыленное полковое знамя. Его охраняли трое седовласых солдат. Повсюду валялись тела убитых семкийцев.
«Совсем недавно здесь было очень жарко», — подумал Дюкр.
Приглядевшись, он увидел, что и эти трое тоже ранены.
Подъехав ближе, историк и капрал заметили четвертого. Тот неподвижно лежал на земле. Трое живых склонились над ним. По грязным щекам текли такие же грязные слезы. Приблизившись, историк спешился.
— Да вы просто герои, — крикнул Дюкр, перекрывая гул сражения, бушевавшего в нескольких десятках шагов.
Один из солдат поднял голову.
— А-а, историк императора. Эк тебя занесло! Помню, видел тебя в Фаларе. А может, на Виканских равнинах.
— Наверное, и там, и там. Семкийцы пытались подобраться к вашему знамени?
Солдат посмотрел на покосившийся шест с рваным, выгоревшим знаменем. Вопрос историка чем-то его задел.
— Думаешь, мы тут сражались за кусок тряпки на палке?
Он махнул в сторону погибшего товарища.
— Наш Нордо был дважды ранен. Вторая рана оказалась смертельной. Мы отбивались от взвода семкийских псов, чтобы Нордо смог умереть своей смертью. Эти поганые кочевники любят издеваться над ранеными. К счастью, мы уберегли Нордо.
Дюкр умолк, обдумывая слова солдата, потом спросил:
— Ты хочешь, чтобы я так и написал о вашем подвиге?
Седовласый солдат кивнул.
— Так и напиши, историк. Мы теперь не просто солдаты малазанской армии. Мы — люди Кольтена.
— Но ведь Кольтен служит империи.
— Кольтен — хитрая бестия, — усмехнулся солдат. — Но мы ему верим.
Ответ понравился Дюкру. Историк вновь влез в седло и продолжал наблюдать за сражением. Семкийцы были сломлены. Гуранская пехота не двигалась с места, предоставляя им одним гибнуть за «священное дело Дриджны». И они гибли. В этом их нельзя было упрекнуть.
Дюкр знал: вечером во вражеских лагерях не будет недостатка в злобных проклятиях по адресу «мезланских захватчиков». Пусть дерут глотки.
«Окончательная победа» над Кольтеном в очередной раз провалилась.
А Кольтен даже не дал своей победоносной армии отдохнуть. Едва сражение закончилось, он заставил солдат строить новые укрепления и чинить старые. Появились новые траншеи и новые караульные посты. Беженцев отвели на равнину к западу от бывшего брода. Их шатры стояли кучками, между которыми оставались широкие проезды. Туда загнали повозки с ранеными. Для лекарей и хирургов настала горячая пора.
Скот отогнали к югу — на травянистые склоны Барлийских холмов. Травы на известковых холмах не отличались сочностью пойменных, но иного выбора не было. Вместе с погонщиками и собаками туда же отправились виканцы из клана Глупого Пса.
Когда солнце скрылось за горизонтом, Кольтен созвал старших офицеров к себе в шатер.
Дюкр, которому неимоверно хотелось спать, сидел на походном стуле. Рядом стоял капрал Лист. Историк раздраженно слушал доклады командиров, погружаясь в дремоту. Лулль потерял половину своих моряков. Потери среди хиссарских гвардейцев, приданных ему, были еще выше. Пострадал и клан Горностая. Эти виканцы больше всего горевали по убитым лошадям. Что касается потерь Седьмой армии, капитаны Кеннед и Сульмар зачитывали списки убитых и раненых. Дюкр морщился, боясь, что эти скорбные реляции затянутся до ночи. Погибло немало младших офицеров и еще больше взводных сержантов. Оборонительным рубежам пришлось туго, особенно в начале дня, пока на подмогу не подошли «красные мечи» и клан Глупого Пса. Весть о гибели Бари Сетрала и его полка взбудоражила не только командование, но и многих солдат. «Красные мечи» сражались, как демоны, удерживая передние рубежи. Ценой собственных жизней они дали малазанским пехотинцам возможность перестроиться и вновь пойти в атаку. Даже Кольтен, недолюбливавший «красных мечей», был вынужден признать их доблесть.
