— Джон, сними, пожалуйста, с меня ошейник, — попросила Саманта. Я дал ей ключ.
— Можешь снимать его в моей комнате и у тети Элли. Если отец увидит тебя без ошейника, поставит клеймо воровки на лоб. Или прижжет пятки и вденет железное кольцо в нос, как беглой.
Это я тоже здорово придумал. Теперь Саманта не будет приставать ко мне, чтобы я снял с нее ошейник. Вроде бы, я и разрешил его снять, но снимать все равно нельзя. Конечно, отец не будет ее клеймить, разве что прикажет выпороть на конюшне, но она–то этого не знает!
Я проверил в последний раз подпругу (моя кобылка любит иногда надувать живот) и вскочил в седло. Намотал на кулак повод второй лошади.
— Джон, не забудь, ты дал слово не читать мое письмо. Ой, Джон, стой! Как же я пошлю гонца? Меня же никто слушать не будет. И за ворота не выпустят.
Саманта была права.
— Йорик! — позвал я помощника Уртона. — Пока Уртона нет, головой отвечаешь за леди Элану. Саманта сейчас принесет тебе письмо, отвезешь его Уртону. Он будет ждать тебя за лесом. Поедешь на этой лошади, — я бросил ему поводья второй лошади. — Лошадь оставишь Уртону. Все понял?
— Чего не понять. Назад пешком топать.
Я рассмеялся, хлопнул его по плечу, подмигнул Саманте и пустил кобылку с места в карьер. Распугивая кур, пронесся по двору, круто свернул к воротам и был таков. За воротами перешел на легкую рысь. Нет, положительно, я сегодня молодец! Даже если Йорика спросят, где я, он не знает. Где искать Уртона, он знает. Но Уртон сам по себе, я сам по себе… Сегодня я предвижу все не хуже тети Элли. А может, зазнаваться начал?
Уртона догнал в лесу. За лесом мы остановились, я переоделся в охотничий костюм, прицепил к поясу ножны меча, с другой стороны повесил кинжал, сунул нож за голенище сапога. Перебрал вещи и сложил в мешок как полагается. Йорик все не ехал. Уртон бросил на траву попону и улегся досыпать. Я высмотрел самое высокое дерево, залез на него, но именно в этот момент подъехал Йорик. Кроме письма он передал Уртону какой–то сверток. Я решил не показываться Йорику на глаза, чтоб у него не возникало ненужных вопросов. Вскоре тот ушел. Я слез с дерева, развернул сверток и застыл с открытым ртом. Там была кольчуга. Да какая! Все звенья маленькие, блестящие, не больше пяти миллиметров. Вы видели кольчуги простых солдат? У них звенья размером с маленькую монетку. Кинжал милосердия проходит сквозь них беспрепятственно. Эта была не такая. Эта была как изделие ювелира. И вместе с кольчугой были кольчужные перчатки такой же тонкой работы. Очень дорогой подарок. Я не удержался и надел ее. Уртон хмыкнул. Он не признавал кольчугу. Говорил, какая от нее польза, если тебе не отрубят руку, а сломают. Ведь следующим ударом все равно голову снесут. Вот панцирь из пластин — это другое дело. Я не стал спорить. Я любовался кольчугой. Она сидела на мне как вторая кожа. Замечательное ощущение. Я решил ее не снимать. Откинул только капюшон за спину, а поверх накинул легкий плащ. Уртон опять хмыкнул. Моя кобылка обнюхала обновку, фыркнула и потрясла головой. Не понравилось. Нет, ей далеко до рыцарского коня. Конечно, у нее есть свои достоинства, но конь рыцаря должен одобрять все, что защищает его хозяина. Даже если ему придется нести чуть больше груза.
Если очень торопиться, до замка сэра Добура можно доехать за сутки. Только торопиться мне совсем не хотелось. Все же, я спросил Уртона.
— Чем тебе не нравится этот свет? — поинтересовался он. И мы поехали шагом. С таким расчетом, чтоб добраться за два дня, переночевать где–нибудь поблизости, а утром третьего дня войти в замок. Погода была чудесная, светило солнце, копыта лошадей весело стучали по дороге. Мимо проплывали поля, а на мне сияла новая кольчуга. Жаль, что никто меня не видит.
Неужели так никто и не увидит меня в кольчуге?
Ну хоть бы один селянин попался. Что они, повымерли, что ли?
Сволочи! Гнусные сволочи! Когда не надо, их навалом. Так и путаются под ногами со своими повозками. А когда надо — ни одного! Хоть бы один полюбовался на своего лорда. Потом рассказал бы остальным. Ради кого я, спрашивается, терплю эту муку? Попробовали бы сами весь день походить в кольчуге. — Я подсунул ладонь под воротник и покрутил шеей. Кольчужный капюшон, который я не стал надевать, оттягивал ворот назад и звенья кольчуги давили на горло, затрудняя дыхание. Пальцами ощутил, что кожа на шее не гладкая, на ней отпечатался узор, словно чешуя. Плечи тоже болят. Надо было надеть вниз толстую фланелевую рубашку, но кто мог знать?
Все… Наконец–то Уртон решил остановиться на ночь. Слезаю с лошади и раскорякой ковыляю в кусты. Даже когда я ездил со сборщиками подати, и то проводил в седле меньше времени. А тут еще эта кольчуга. Завтра еду без нее. Если вообще еду. Если Уртон сумеет меня разогнуть и посадить на лошадь.
Просыпаюсь поздно. Уртон готовит завтрак. Поднимаюсь, потягиваюсь. Солнышко светит, птички поют, травка зеленеет. Мышцы не болят. Хорошо! И тут вспоминаю, куда и зачем мы едем. Завтракаем в хмуром молчании (с моей стороны). Уртон доволен жизнью и любуется пейзажем. А я думаю, что делать, если со стены в меня начнут стрелять. Хороший арбалет — он латы пробивает. А еще есть луки такие — в рост человека. И стрела для этого лука полтора метра. Лучник ложится на землю, упирается в лук ногами, оттягивает тетиву обеими руками. Если стрела попадает коню в грудь, она вся в него уходит. Только оперение торчит. Нет, из такого лука по мне стрелять не будут. Со стен из такого стрелять неудобно.
В подобных веселых размышлениях пребываю до самого обеда.
— Уртон, о чем ты сейчас думаешь?
— О леди Элане.
— Ты думаешь, Йорик не справится?
— Справится, конечно. Куда он денется, — сердито буркнул Уртон и надолго замолчал. Молча проезжаем километра два. — Понимаешь, Джон, в темнице должны сидеть узники, — неожиданно продолжает Уртон. — Пока дракона была узницей, я знал, что делать. И отец мой знал, и дед. Но ты все перевернул. Теперь все ее уважают, но она по–прежнему в темнице. Это неправильно. Так не может продолжаться долго.
— Ты предлагаешь разбить стену и выпустить тетю Элли? — с надеждой спросил я.
— Твой отец принес клятву. И есть предание…
— Знаю я это предание. Его Томас Конг из вредности выдумал.
— Может быть, и так. Но с тех пор прошло двести лет, а оно не умерло.
— Ты думаешь, что за двести лет ложь может стать правдой?
— Как знать, как знать… Джон, а почему ты думаешь, что предание — ложь?
— Но… — я замолчал. А что я мог сказать? Один человек выдвинул гипотезу. Как ее проверить? Провести эксперимент, как сказала бы тетя Элли. Выпустить ее на свободу. Если мой род захиреет, а власть в замке захватит узурпатор, значит гипотеза Томаса Конга была верна. А сколько лет (или поколений) надо ждать результата эксперимента? А как поставить контрольный опыт? Тетя Элли говорила, что нужно ставить хотя бы три эксперимента. Только тогда можно судить о достоверности результата. А чем кончилось бы дело с Каспером, если б не тетя Элли?
