Я не сразу заметил, что Уртон с интересом наблюдает за мной. А когда заметил, мотнул головой и рассмеялся.
— Все это — собачья чушь. Если сэр Добур пристрелит меня из арбалета, мой род захиреет без всякой драконы.
— Вот именно, если… — многозначительно буркнул Уртон. Я понял, что он верит — пока тетя Элли в подземелье, со мной ничего не случится. Как бы он ни относился к драконе, на волю выпустить ее не захочет. Ни за что. Знал бы он, что тетя Элли уже на три четверти свободна. Или даже на четыре пятых. Осталось освободить только шею, лапы и живот. Она сама уже подкапывает себя кончиком хвоста, а меня зовет только унести камни, или если попадается уж очень крепко сидящий камень. И перепонки на крыльях у нее растут нормально. А если так — я нарушил клятву Конгов. И сэр Добур на самом деле запросто может пристрелить меня. Нет, глупости. Отец клятву давал, но я–то еще нет. И тетя Элли по–прежнему в подземелье.
Почему–то спокойнее от этих мыслей не стало. Ночью я спал плохо. Поминутно просыпался от каждого шороха. Утром встал с тяжелой головой, забыв абсолютно все наставления тети Элли. Поковырял ложкой в котелке, запихнул что–то из еды в себя. После долгих колебаний надел кольчугу. Уртон запряг лошадей.
Подъемный мост был опущен, ворота замка открыты. Но, когда нас заметили, ворота закрыли.
— Надо было тебе надеть что–то поверх кольчуги, — буркнул Уртон.
— Назовите себя, — прокричал со стены стражник, когда лошади вступили на мост. Уртон вопросительно взглянул на меня. Я кивнул.
— Симеон, старый пес, ты что, не узнал молодого лорда? — крикнул Уртон. — Открывай ворота.
— Так мы ж, вроде как, воюем с вами.
— Вот если не откроешь, я с твоей задницей точно воевать начну.
— Подожди, у начальства спрошу.
Начало мне понравилось. Пока никто не собирался в меня стрелять. Почему–то я подумал, что если нас не пустят, то можно будет с достоинством уехать.
— Зачем вы приехали? — раздался со стены голос сэра Добура. Я посмотрел вверх. Когда он только успел облачиться в латы? Я обнажил меч и отдал его Уртону. Стянул через голову кольчугу и тоже протянул ему. Выехал на середину моста.
— Нам нужно поговорить.
— Я слушаю.
— Так мы говорить не будем. Откройте ворота.
— У молодого лорда письмо от вашей дочери, — крикнул Уртон.
Одна створка ворот приоткрылась. Я подъехал и остановился.
— В чем дело? — спросил со стены сэр Добур. — Вы передумали?
— Я жду, когда откроются ворота.
Ворота открылись полностью. Я въехал. Уртон крикнул, что подождет меня у леса. Так мы с ним заранее договорились. За воротами десять лучников стояли полукругом в полной готовности. В меня не целились, но стрелы лежали на тетиве. Я повернулся к ним спиной и стал наблюдать, как сэр Добур спускается со стены. Доспехов на нем не было. Он схитрил, надел на голову шлем и накинул кирасу, даже не застегнув, чтоб снизу казалось, что он в доспехах. А сейчас и их снял.
— Сэр Джон Конг, это правда, что у вас письмо от моей дочери?
Я протянул ему изрядно помятое письмо. Конечно, я пока не вступил во владение замком, но если б он назвал меня лордом, не обиделся бы. Мы прошли в кабинет. Сэр Добур приказал служанке налить нам вина. Я сделал один глоток, чтоб он не думал, будто я боюсь, что он меня отравит, и отставил кубок. Сэр Добур выпил свой до дна и склонился над письмом. Читал он страшно медленно, шевеля при этом губами. К тому же, перечитал письмо раза три.
— Джон, вы знаете, что написано в этом письме?
— Я дал слово передать его вам не читая.
— Понятно. Так о чем вы хотели со мной поговорить?
Если б я знал, о чем хочу говорить. Дракона знает. Я вообще говорить не хочу. Убежать хочу, куда подальше.
— Мой отец говорил вам, что заклеймит вашу дочь как воровку?
— Говорил. — Сэр Добур произнес это спокойно и даже с улыбочкой.
— Но вы все равно не открыли ворота. Вы отказались от своей дочери.
— Мальчик мой… — Я грохнул кулаком по столу. Сэр Добур вздрогнул и поднял на меня глаза. — Извините, сэр Джон… Бывают обстоятельства… У меня четыре тысячи крестьянских семей, и они все хотят есть. Того, что осталось, не хватит до следующего урожая. Люди будут голодать. Казна пуста. Отсрочка, которую мне дал ваш отец, истекла полгода назад. Чтобы не было разбоя и грабежа, я забрал у людей все припасы и сам буду распределять их. Отдать последнее сборщикам дани — значит, заморить голодом четыре тысячи семей. Я на это пойти не могу.
— Вы должны были открыть ворота отцу.
— Я не мог рисковать.
— Вы поедете со мной и попросите у отца прощения.
— А вы, сэр Джон, гарантируете, что я вернусь домой?
— Нет.
— Тогда зачем мне ехать?
— Чтоб я мог снять с вашей дочери ошейник рабыни. Я надел его, чтоб отец не заклеймил ее. Ошейник можно снять, клеймо — нет. Клеймо — это на всю жизнь.
— Может, и мне перед поездкой надеть ваш ошейник? — спросил Добур голосом, полным горького сарказма.
— В таком случае я смогу гарантировать вам безопасное возвращение, — серьезно ответил я. Добур фыркнул. — Отец — разумный человек. Он все поймет, — продолжал я, ни на что не надеясь. — И каждый сам должен отвечать за свои поступки. Ваша дочь наказана за вас.
— Сэр Джон, скажите честно, вас отец послал?
— Нет. Он не знает, где я.
— Так я и думал. Расскажите, пожалуйста, что произошло у вас в замке.
Я посмотрел на сэра Добура. Он выглядел просто усталым человеком. Не рыцарем. И я рассказал. Все, что было.
— Спасибо вам, сэр Джон. — произнес сэр Добур. — Я поеду с вами. И будь что будет. Прочитайте это, — он положил передо мной письмо.
— Я дал слово, что не буду его читать, — поспешно перевернул листок бумаги текстом вниз. Тогда сэр Добур взял его и, запинаясь через слово, прочел вслух.
Папа, привет! Этот молокосос, который передал тебе письмо, самый большой осел на свете. Но мечом владеет как бог! Я его проверила, так он разделал меня под орех и даже не запыхался. В остальном — полный наивняк. А теперь представь себе — я втрескалась в него по уши. Можешь в это поверить? Я — нет. Но это так.
Пап, я на тебя очень сержусь. Из–за твоих фокусов меня чуть не заклеймили как воровку. В последний момент уговорила своего ослика надеть на меня ошейник рабыни. Видел бы ты, что у них с отцом было! Посуду били. Честно! Но я уберегла от подпалин свою драгоценную шкурку. Так что не сердись на него и будь с ним добр. Он мужественно меня защищал. За это я подарила ему свою девичью честь (не ругайся, сам виноват!), а к лету собираюсь подарить руку и сердце. Пожелай мне удачи!
