Надо похоронить, мелькнула вялая мысль. Скоро придут звери, и хотя мертвым все равно, но нехорошо вот так оставить…
Она сделала движение подняться, тело тяжелое, как гора, в этот момент ресницы волхва затрепетали, веки раздвинулись.
На нее взглянули зеленые глаза. Бледные губы шевельнулись, но она не расслышала, шепот прозвучал едва-едва.
— Ты… — прошептала она, — ты… жив?.. Ты сможешь жить?
Он ответил тихо:
— Я — смогу.
Она не успела в горестном недоумении и непонятной радости уловить зловещий подтекст, его бледное лицо порозовело, красиво вырезанные ноздри хищно раздулись.
— Добей, — проговорил он, — пока еще можешь.
Она покачала головой.
— Не могу.
— Зато я, — ответил он громче, — могу.
Приподнимаясь с неожиданной легкостью, он толкнул и моментально навис над нею, а она, распростертая на траве, смотрела во все глаза в суровое лицо, в голове дикая смесь из облегчения, радости и недоумения, но почему-то нет ужаса, даже страха.
— Что скажешь теперь, — проговорил он, — предательница?
— Я не предательница, — ответила она тихо. — Я с самого начала твой враг. Но ты силен просто… несказанно. Я сперва хотела узнать твои слабые стороны. Или дождаться, когда истощишь амулеты.
— Ну, — произнес он насмешливо, — истощил. Где твой завершающий удар?..
Она все смотрела в его глаза и смутно удивилась, что страха нет, а только тихая радость, что не убила, что он жив.
— Ты победил, — ответила она, — теперь твой удар. Будь милосердным, не мучай.
— Не-е-е-ет, — возразил он, — так легко не отделаешься! Я буду мучить тебя долго, всю жизнь. Думаешь, провела деревенского дурачка, да еще так просто? Ишь, принцесса на дереве в окружении стаи чудовищ, вот-вот разорвут!
Она сказала слабо:
— Я не принцесса.
Он буркнул:
— Да какая разница?
Ее ресницы захлопали, во взгляде проступила непривычная беспомощность.
— Как это…
— Ты вполне на нее тянешь, — пояснил он терпеливо, как разговаривают с детьми и красивыми женщинами. — Чуть поярче тряпок нацеплять, и вполне, вполне.
— Спасибо…
— …но стреляного воробья на мякине не проведешь. Я насмотрелся этих беспомощных девиц, что почти всегда служат приманкой…
— Почти, — уцепилась она за словцо, — значит, не всегда?
Он хмыкнул.
— Думаешь, я не проверял и потом? Да уже то, как вскипала всякий раз, когда я уничтожал источники магии!.. Тебя раскусить очень просто. Ты еще бесхитростнее меня, а берешься…
Он улыбнулся ей злобно и победно, медленно поднялся. Его ладони неспешно и как-то равнодушно отряхнули одежду. Барвинок чувствовала, как ее душат рыдания, хотя все так же совсем нет горечи, отвернулась.
Земля загрохотала, затряслась. В сторонке вспучился холм, посыпались огромные комья. Поднялся сверкающий дворец из белого камня, вокруг моментально появились зеленые кустарники, на клумбах запестрели цветы, а вдоль дорожки в небо ударили хрустальные струи фонтанов.
Олег небрежно повел дланью, дворец моментально надвинулся на них, обступил, Барвинок в испуге охнула и торопливо вскочила на ноги. Во все стороны дивный зал, под ногами толстые ковры, на стенах головы небывалых зверей, мечи, щиты, топоры — все искусно украшено золотом и драгоценными камнями. Сверху мягкий, но яркий солнечный свет, хотя над головой лишь круто выгнутый каменный свод, где на стыках стен и купола сверху с любопытством смотрят смешные драконы с ярко горящими глазами, это они освещают зал так ярко, что на полу она заметила бы любую соринку.
Во всех четырех стенах массивные двери, окованные золотом. Волхв еще раз повел рукой, все бесшумно распахнулись, и Барвинок увидела массу залов, переходящих один в другой.
Не веря себе, она осторожно подошла к стене и протянула руку. Кисть не прошла стену насквозь, кончики пальцев уперлись в неподатливый камень.
Олег спросил насмешливо:
— Что с тобой?
Она прошептала:
— Но… как?.. Откуда это все?
— А ты как думаешь?
Она вскрикнула жалобно:
— Так ты что… сам колдун?
— М-м-м, не совсем, — ответил он скромно.
— А кто? Маг?
— Ну… что за ерунда? — ответил он с некоторой досадой. — Чародей — ближе, хотя и это мелковато.
Она отступала, под ноги сзади боднул край дивана, и она завалилась в его роскошные объятия, смешно задрав ноги. Олег спокойно рассматривал ее, лицо почему-то стало грустным.
Она вскочила, яростная и злая.
— Этого не может быть! Здесь нет озера с магической водой! А у тебя нет даже фляги! А еще… твои амулеты все сгорели!
Он удивленно вскинул брови.
— Амулеты? У меня их никогда не было.
— Но… а что носил…
— Просто камешки, — ответил он мирно. — Чтоб простаки думали, будто все от них. Не одной же тебе попадаться?
Он щелкнул пальцами. На груди возникли и заблестели новые камешки — яркие, блестящие и, как она заметила, более красивые, чем в прошлый раз.
— Так у тебя, — прошептала она потрясенно, — амулеты фальшивые?
— Ты была права, — сообщил он, — когда сказала, что это простые камешки.
Она сказала с отчаянием:
— Почему я тебя тогда не прибила? И не мучилась бы теперь… Но… как? Где твое озеро с магической водой?
Он поморщился.
— Я что, деревенский колдун? Я, если на то пошло, и так пропитан этой водой. Да и не нужна она мне.
— Но… как можно?
Он вскинул глаза к звездному небу.
— Я беру магию оттуда, откуда раньше капала всем этим невеждам.
Она повернулась к нему, все еще неверящая, но уже злая, как кобра.
— Такого не может быть!
Он фыркнул.
— Как хочешь.
Она вскрикнула:
— Прямо со звезд?
Он кивнул.
— Ну… в целом, да. Оттуда. Упрощенно говоря, со звезд.
— Но ты же против магии! Как ты можешь?
Он насмешливо смотрел на нее сверху вниз.
— Мне можно, — ответил он нагло. — Кто-то должен надзирать? А здесь эту хатку не узрят. И не придумают какую-нибудь дурость про очередной кувшин с джинном.
— Значит… ты прикидывался?
— Это когда, — переспросил он, — ты набросилась?.. Нет. Честно, нет. Просто не мог ударить в ответ. Надо было, но вот не мог. Рука не поднялась. Так что я тоже местами слабый. Ты в самом деле могла меня убить.
— Правда? — прошептала она.
— Точно, — ответил он. — Я ж говорю, местами я умный, даже мудрый, а сейчас вот такой дурак, что сам шалею от своей дурости…
Она ощутила сильнейшее желание прийти в его объятия и опустить голову на широкую грудь, где сердце, оказывается, совсем не железное, но переборола женскую слабость, огляделась в великом возмущении.
