Она ощутила сильнейшее желание прийти в его объятия и опустить голову на широкую грудь, где сердце, оказывается, совсем не железное, но переборола женскую слабость, огляделась в великом возмущении.
— Ты даже ноги не вытер, зашел вот в такое, такое… У тебя там что на столе, печеные яйца керкенуса?
Он отмахнулся.
— Нет, яйца феникса, но какая разница…
— Какая? — завопила она. — Ты устроил себе такую роскошь, какой не знают цари, короли и даже императоры!
— Да ерунда, — ответил он равнодушно и рухнул на роскошнейше ложе, покрытое шкурами снежного барса и королевского тигра. — Если бы ты все это могла купить за стертую медную монетку, разве отказалась бы?
— Ну, за одну монетку, — ответила она честно, — конечно, нет…
— Ну вот, — ответил он, — так чего еще?
Сброшенный сапог полетел в сторону, его тут же подхватили невидимые руки, мигом очистили от грязи, сделали новым и поставили у двери. Со вторым замешкался, и она видела с ужасом, как нечто незримое сняло с него бережно и даже нежно. Сапог сразу засиял, уже и не сапог, а нечто изысканно сложное и невероятно изящное.
Она вскрикнула возмущенно:
— Но это же нечестно!
Он приподнял в удивлении рыжие брови.
— Что?
— Все это! — прокричала она. — Ты уничтожаешь магию, а сам ею пользуешься?
— Ну да, — ответил он. — А что?
— Я и говорю, — крикнула она так яростно, что едва не бросилась на него с кулаками. — Это нечестно! Другим запрещаешь, а сам?
Он подумал, сдвинул плечами.
— Так то другие.
— И ты, свинья поганая, еще смел бороться против магии потому, что она дает столько наслаждений?
Он удивился:
— Разве эти наслаждения мною властвуют?
— А что тобой владеет?
Он посмотрел на нее, как ей показалось, насмешливо, но теперь в его взгляде она наконец-то увидела то, на что уже и не надеялась.
— А ты как думаешь?
— Ты все брешешь, — обвинила она.
И бросилась в его объятия.
