— Теперь ты, — сказала я Скаймине, и та, побелев, отступила назад.
— Нет, — отрывисто выплюнул Ньяхдох. Развернувшись к Скаймине, он улыбнулся; мрак, ширясь, заструился по комнате. — Это — моё.
— Нет, — прошептала та, ступая ещё на один шаг назад. Будь у неё шанс сбежать… но, нет, очередная ветвь скрывала отход к лестничному маршу, — впрочем, я была уверена: она попытается, пускай и без толку. Бегство бессмысленно. — Просто убей меня.
— Больше никаких приказов, — сказал Ньяхдох. Он приподнял ладонь, сжимая пальцы, словно прихватывая невидимую привязь, и Скаймину с воплем рвануло вперёд, швыряя на колени у ног Владыки Ночи. Согнутые пальцы бессильно зацарапали воздух, хватаясь за горло, ища хоть какой-то путь к свободе, но увы. Ньяхдох наклонился, приподнимая её за подбородок кончиками пальцев, и в поцелуе, наложенном на губы Скацмины, была какая-то не менее пугающая нежность. Как и в словах. — Я убью тебя, Скаймина, уж будь уверена, дорогая. Просто, ещё не время.
В моём сердце не было места для жалости. Тоже, так сказать, пережитки человечности.
Что оставалось лишь Декарте.
Он сидел на полу, куда его и отбросило воплощением моего древа. Подойдя ближе к нему, я разглядела сгустки пульсируюшей боли в сломанном бедре — и зыбкий трепет в слабо бьющемся сердце. Слишком много потрясений для одного смертного. Ему выпала не самая лучшая ночка. Но, как ни странно, он улыбался, когда я присела подле.
— Богиня, — проговорил он, издавая следом лающий смешок, — без капли горечи, что самое удивительное. — Ах, Киннет никогда не терпела полумер, не так ли?
Наперекор себе, я переняла улыбку.
— Нет, никогда, разумеется. Не в её духе.
— Вот, как, стало быть. — Выставив подбородок, он глянул, властно и надменно, отдавая должное; жест сработал бы лучше, не задыхайся старик от перебоев в сердце. — Что насчёт нас, богиня Йин? Твоей человеческой родни?
Я обняла руками колени, балансируя на кончиках пальцев ног. Я как-то подзабыла сотворить обувь.
— Ты изберёшь другого наследника, что станет придерживаться вашей власти, насколько возможно. Преуспеет он, или нет, уже неважно, нас, Нахьи и меня, не будет здесь, а Итемпас теперь бесполезен вам. Должно быть, будет интересно: полюбоваться на мир и что содеят с ним смертные, оставшись без нашего неизменного вмешательства.
Декарта неверяще уставился на меня, неудомевая в ужасе:
— Без богов, каждый народишко на этой планете восстанет, чтобы уничтожить нас. А после обрушится друг на друга.
— Возможно.
— Возможно?
— Безусловно, так тому и быть, — сказала я, — коль ваши отпрыски скажутся последними глупцами. Но никогда Энэфадех не были единоличным вашим оружием, дедушка; и тебе это известно лучше других. Богатства, с коими и близко не стоял любой другой народ; вполне хватит, чтобы нанять и снарядить целую армию, и не одну. Священство Итемпаса, далее, и у них весьма много мотивов разнести свою версию правды, ибо и им также не избежать угрозы. И наконец, ваша собственная отлично отточенная порочность, что всё это время весьма хорошо сходяла за оружие. — Я пожала плечами неопределённо. — Арамери смогут выжить, а, может даже, и удержать власть на пару поколений вперёд. Надеюсь, этого хватит, чтобы умерить самые худшие из проявлений гнева со всего мира.
— Быть перемене, — сказал Ньяхдох, возникнув вдруг близ меня. Декарта отпрянул назад, но в глазах Владыки не таилось ни крохи злобы или умысла. Что и сводило его с ума, так ярость; теперь же он исцелялся. — Изменению должно быть. Арамери столь долго хранили мир, супротив природы. Исправление должно прийти через кровь.
— Но ежели ты умён, — добавила я, — то добьёшься своего, удержав большую часть при себе.
Декарта медленно качнул головой.
— Не я. Я умираю. А что до моих наследников… им не по силам править в согласии со сказанным тобою, но… — Он кинул взгляд на Релада, распростёртого на полу с ножом в горле. Глаза того тускнели, широко открытые. Он истёк кровью даже сильнее, чем я.
— Дядя… — начала было Скаймина, но её утихомирил Ньяхдох, рванув поводок. Декарта глянул в сторону, после отводя взгляд.
— У тебя есть ещё один наследник, Декарта, — проговорила я. — Он умён, и разумен, и знающ, — и достаточно силён, я верю… пускай, и не будет больно благодарен за мою рекомендацию.
Я улыбнулась, видя (но обходясь без глаз) сквозь слои Небес. Изнутри дворец не так уж сильно различился. Кора и ветви заместили жемчужно-перламутровую небесь, и часть мёртвых пазух полнилась живой древесной плотью. Но даже этой простой перемены с избытком хватило, чтобы вселить ужас в небесных обитателей, как чистокровных, так и из низов. А в сердце хаоса царил Т'иврел, дирижируя дворцовой прислугой и спешно организуя эвакуацию.
Да, этот проделает всё безупречно.
Глаза Декарты расширились, он узнал приказ, едва расслышав слова. Кивнул согласно, и я дотронулась в ответ до него, желая мысленно его бедру исцеления, а сердцу — крепости. Моя воля продлит жизнь парой дней дольше… как раз, чтобы увидеть своими глазами начало превращений.
— Я… я не понимаю, — проговорил смертный Нахья, когда его божественное подобие и я поднялись на ноги. На лице его стыло глубокое потрясение. — Зачем ты пошла на это? Что… что мне теперь делать?
Я глянула с удивлением.
— Как что? Жить, — ответила просто. — А зачем ещё, думаешь, я призвала тебя здесь?
* * *
Многое ещё предстоит сделать, но первые шаги были важнее всего. Думаю, ты была бы довольна, узрев всё это — исправление попранного дисбаланся, инициированное твоей смертью, открывая заново существование. Но, быть может, там, куда ты ушла, тебя ждут не менее волнующие открытия.
Странно признаваться в том, но я буду скучать по тебе, Энэфа. Моей душе не в привычку уединение.
Но опять же, лишь благодаря тебе, мне никогда не бывать теперь по-настоящему одинокой.
* * *
Спустя время, как мы оставили позади и Небеса, и Итемпаса и весь мир смертных, Сиех подхватил меня за руку.
— Пойдём с нами, — сказал он.
— Куда?
И Ньяхдох дотронулся до моего лица, с такой ошеломительной нежностью, что я затрепетала вся, смирённая необыкновенной мягкостью и лаской во взгляде. Заслужила ли я такую теплоту от него? Нет, пока что… но да, непременно. Дала я молчаливый обет, поднимая лицо навстречу поцелую.
— Тебе ещё многому стоит поучиться, — пробормотал он, у самых моих губ, размыкая объятье. — У меня в избытке чудес, ждущих срока, чтобы явить себя твоему глазу.
Словно простая смертная девчонка, я не смогла сдержать усмешки.
