— И это говорит та, кто была когда-то высокой Леди Мирой, — переспросил я, — та, которая раньше была гордой свободной женщиной Венны?
— Да, Господин.
— И теперь она ничто, лишь презренная рабыня?
— Да, Господин.
— Твоё желание — ничего не значит, — напомнил я. — С тобой будет сделано всё, что пожелают владельцы.
— Да, Господин.
— Возможно, теперь-то Ты немного лучше, чем прежде понимаешь, что это такое, быть рабыней, — заметил я.
— Да, мой Господин, — ответила она, и засмеялась, вот только в её смехе, мне послышался оттенок сожаления.
— Что не так? — поинтересовался я.
— Насколько же высокомерно я относилась к рабыням в городах, когда я была свободной женщиной, как я презирала их, настолько беспомощных и униженных, в их шёлковом рабстве, и вот теперь, как же я завидую их рабству!
Я улыбнулся.
— Как повезло им, стать нежными меленькими зверьками, проданными голыми с прилавка в павильоне продаж для плетей и цепей суровых владельцев. Всё о чём им нужно волноваться, это жар кухни, кипящая вода прачечной, или быть изнасилованной молодыми, ищущими развлечений хулиганами, во время вечернего посещения магазина! Как тепло и безопасно им ночью запертым в их клетках, или заключённым в объятия, на мехах, или прикованным цепью в ногах постели их господина! Им нет нужды бояться слина или тарна! Всё чего им надо бояться, это только своих владельцев!
— Ну, судьба рабыни в городах далеко не всегда так легка, — заметил я. — Большинство принадлежит одному единственному владельцу, и должны полностью участвовать в его домашней жизни. Тогда, как рабыни в каком-либо другом месте, полностью зависят от милосердия рабовладельца.
— Это не столь уж отличается от Прерий, — сказала она, — когда девушка наедине с хозяином, и когда шкура на входе в вигвам опущена и завязана изнутри.
— Возможно, — улыбнулся я.
— Но настолько же красиво в городах — башни, мосты, закаты, люди, цветочные киоски, рынки, запахи выпечки.
— Да, города красивы, — согласился я, вспомнив некоторые из самых красивых гореанских городов, которые мне посчастливилось увидеть.
— Когда-то я целый год прожила в Аре, — вспомнила она. — Неподалёку от моих апартаментов, была кондитерская. Какие изумительные запахи доносились из её магазина. Вечером, незадолго до закрытия магазин, рабыни в коротких туниках и ошейниках, приходили и вставали на колени около открытого прилавка. Пекарь, который был мягкосердечным мужчиной, иногда выходил и с противня, высыпал им непроданную выпечку.
Я ничего не говорил, мне было интересно слушать откровения рабыни. Большинство рабовладельцев на Горе всегда стараются побольше узнать о своих рабынях. Не то, чтобы им была интересна прежняя жизнь их домашних животных, но это даёт им ещё большую власть над своей собственностью.
— Каким забавным это казалось мне в то время, — улыбнулась она. — Но также, я иногда задавался вопросом, была ли выпечка, купленная мной в том магазине, столь же приятна на вкус для меня, сколь и для тех девушек, что выпрашивали её у прилавка. Они были настолько восхищены, получив её! Насколько же она была драгоценна для них!
Я, молча, слушал и улыбался.
— Если я была рабыней в Аре, и мне разрешили бы сделать так, я думаю, что пошла бы в ту кондитерскую и точно так же как те девушки в туниках и ошейниках, стояла бы там на коленях, надеясь, что могла бы получить такое печенье, — призналась Мира.
Я улыбнулся. Насколько красива и беспомощна была она — моя рабыня.
— Посещая тот уличный магазинчик, я всегда была скрыта под плотной вуалью. Тот пекарь не узнал бы меня.
— Возможно, что некоторые из других девушек тоже когда-то были его бывшими клиентками, — предположил я.
— Возможно, — улыбнулась она. — Это — интересная мысль.
— Превращение из свободной женщины в рабыню, на Горе может произойти внезапно, — сказал я.
— Я хорошо знаю об этом, Господин, — усмехнулась Мира.
Иногда девушка может быть похищена прямо из её собственной постели, изнасиловала и с мешком на голове принесла на невольничий рынок, и всё это в течение той же самой ночи.
— Но, в целом, как же я презирала рабынь, как я их ненавидела! — горько призналась Бывшая леди Мира.
— Даже так?
— Вы знаете, каких рабынь я ненавидела сильнее всего, кого я больше всего презирала? — спросила меня рабыня.
— Нет, — сказал я, хотя уже догадывался.
— Рабынь для удовольствий! — воскликнула она. — Как я ненавидела их! Они были настолько красивы и желанны! Иногда я, взяв с собой плеть, шла на улицу и сознательно сталкивалась с одной из них, а затем, приказав ей лечь на мостовую, секла её по ногам!
— Теперь, то же самое, может быть сделано и с тобой, — заметил я.
— Я знаю, — улыбнулась она.
— За что же Ты их так ненавидела?
— Им повезло быть в ошейнике, и мне нет! — призналась девушка.
— Получается, что Ты ненавидела их потому, что ревновала к ним, а в действительности просто завидовала им, — сделал я вывод.
— Да, я ревновала к их красоте и желанности. И завидовала их счастью.
— Ты знала это будучи свободной женщиной? — удивился я.
— Да, — признала она, — но я не думаю, что по своей воле согласилась бы на это.
— Лицемерие, это свобода свободных женщин, — отметил я.
— Но такая свобода не позволена рабыне, ведь так Господин?
— Нет, не позволена.
— Каждая женщина, в её сердце, страстно желает встать на колени перед сильным мужчиной, покориться его плети, принадлежать, подчиняться, и знать, что у неё нет иного выбора, кроме как отдать ему всю свою любовь и служение, полностью, без остатка.
— Ни один рабовладелец не позволит своей рабыне отдать ему меньше, чем всё.
— И рабыня желает отдать своему господину всё, и даже больше, — ответила Мира.
— Ты счастлива, будучи рабыней? — поинтересовался я.
— Да, Господин. Никогда прежде, за всю мою жизнь я не была столь счастлива, как теперь, — призналась она.
— Просто, Ты оказалась на своём месте предписанном природой, — объяснил я.
— Да, мой Господин, — согласилась она, мимолётно целую меня.
— Думаю, теперь, тебе уже не надо завидовать рабыням.
— Больше я не завидую их рабству, — улыбнулась Мира, — теперь я и сама такая же рабыня. В своей неволе я стала такой же богатой внутренне и привлекательной снаружи, как они.
— Но, конечно, Ты представляешь те страдания и ужасы, которые иногда сопровождают судьбу рабынь.
— Конечно, поскольку мы находимся во власти наших владельцев во всех смыслах.
