Да, великое предназначение — это очень тонкий и точный инструмент, созданный великими, чтобы исполнить их волю. Дракалес, неся всем мирами тиранию багряного воинства, исполнял это предназначение. В чём оно заключалось? Ещё рано об этом говорить. Да, этот неукротимый воинственный бог был орудием исполнения воли великих. Однако ж в отношении него самого предназначение приготовило и другие испытания, проходя которые, Дракалес достигнет необходимого величия, чтобы продолжить исполнять то, что замыслили великие. И вот, осталось рассказать о двух таких событиях.
Согласно самопишущейся книге миров, измерение, в которое собирался прийти бог войны, было населено орками. Однако в описаниях событий, происходящих там, также было сказано, что все кланы терпят нечестивое воздействие Абстаи́ла, некоего каменного божества. Среди описаний всего нечестия были упомянуты нечестивые войны. Так что, прочитав об этом, Дракалес остановился и пожелал вторгнуться туда, чтобы сокрушить власть этого самого Абстаила и прекратить эти неправедные войны.
Бескрайнее поле зелёной травы было усеяно множеством убитых орков. Одни трупы лежали тут уже достаточно давно, так что начали уже смердеть. Другие — совершенно недавно, так что даже кровь ещё только начала сворачиваться. Вот и первый признак неправедности. Никто не хоронит тех, кто погиб в бою. Оставить тело лежать и гнить — это явный признак проявления неуважения к умершему. Так поступают лишь с теми, кто совершил тяжелейшее преступление и обладал ужасной репутацией. Однако орки, которые пали на поле битвы, считаются героями. И выжившие обязаны были предать их тела земле. Пока они так стояли и смотрели на всё это, из ближайшей чащи леса послышались дикие крики, а после показались озверевшие чуры. Подняв свои топоры, мечи и бовануры над своими головами, толпа орков бросилась на воинство Атрака. И дело не в том, что они не узнали бога войны и его багряных воителей. Проблема крылась гораздо глубже — эти шаха́н-зуда́и были объяты зелёным маревом безумия и полыхали оранжевым пламенем гнева. Да, приснопамятные гнев, алчность и безумие. Правда, сейчас Дракалес видел, как эта толпа была объята двоими из трёх гнетущими настроями ума. Но одновременно. Нет, конечно, бывая в разных мирах, бог войны видел то тут, то там незначительные проявления этих трёх губительных духов. Но то были незначительные крохи, пылинки, не способные на что-либо повлиять. Тем более всякие существа, подверженные духу войны, ощущали на себе по больше степени именно дух войны, именно действие ауры Дракалеса, а не эти пороки. Здесь же полководец Атрака не был уверен, что эти урурнкроки почувствуют что-либо, если сюда призвать дух войны. Однако проверять этого он не стал, потому что ощущал, как весь этот мир отравлен влиянием нечестивого духа войны, в котором смешались гнев, алчность и безумие. Словно магический эфир, эти три духа наполняли это измерение, находясь буквально повсюду. И каждое существо дышало ими. Моран’даид взлетел и по своему обычаю принялся пролетать над этим миром, сея трепет и подготавливая этот мир к наступающей войне. Сам же Дракалес направил несколько ратардов и ваурдов на перехват бешенной толпе, что мчалась на них, когда как остальным отдал приказ разбрестись по миру и начать сражения с обезумевшими воителями. Дракалес наметил для себя совсем другую цель.
Семь дней мчал Победоносец по этому миру, который раздирала нечестивая война. Множество орочьих кланов, которые обитали тут, были втянуты в бессмысленную и кровопролитную вражду. Кланы до полного уничтожения сражались друг против друга. Они готовы были истребить себе подобных. В этом и заключался один из аспектов неправедности всех войн — если один народ собирается полностью истребить другой, искоренить его, положить конец его существованию. Бог войны не должен был допускать такого. И, пролистывая таузваль, он никогда не встречал такого сообщения. Но вот здесь было именно то, что бог войны, тот, кому доверено судить войны, должен был пресекать. И он здесь именно для этого. По мере приближения к источнику этого нечестия первейший ваурд ощущал, как укреплялся каскад нечестивых духов. Они уплотнялись и даже сливались воедино, становясь каким-то гневно-алчным безумием. И все враждующие друг с другом кланы дышали этим духом, позволяли ему влиять на себя. Даже если бы они захотели, то уже не смогли оторваться от этого непрекращающегося действа. Их разумы искажены, их сущности переиначены. Кажется, они даже совсем не осознают, что тут происходит. Ваурды и ратарды отвлекают их, как могут. Но, чтобы положить конец этому безумию, нужно добраться до его источника, до этого самого Абстаила.
И вот, семь дней спустя, на рассвете восьмого Дракалес приближается к территории очередного клана, в котором как раз ощущается эпицентр всего этого нечестия. Несмотря на то, что гнев, алчность и безумие здесь сливаются в неразрывную смесь, войны в этом месте не было. Да, здесь обители грозные орки, объятые всеми тремя настроями ума, и да, они сражались друг с другом, однако эти битвы не были истреблением, как те, что происходят сейчас там, за пределами этого клана. Ваурд остановился для того, чтобы осмотреть этих воителей. Могучая стать, грозный взгляд, устойчивые боевые позиции — самые настоящие урункроки прошлого. Но вот разум был искажён этим нечестивым воздействием. Воцарилось полное безмолвие. Оранжевые зрачки всматривались в эти лица. Десятки пар глаз рассматривали незнакомца. Никто из них не почтил истинного воителя. И это было одним из упущений. Возможно, они просто не знали, кто сейчас стоит перед ними. А, возможно, знали, да вот только не желали почитать того, кто стремится к праведным войнам, в отличие от них. Во всяком случае, сейчас ещё рано судить их. Сперва нужно избавить весь клан от скверны.
В середине на месте юрты вождя стоял он, огромный каменный Абстаил. Божество в высоту превышало Таргрунду и выглядело как огромный истукан, имевший облик урункрока. Его руки были сложены на груди, а на поясе висели два топора. И всё это было сделано из камня. Однако Абстаил не был живым. Это было лишь изваяние. И даже не он был источником гнева, алчности и безумия, а орк, который стоял под ним. Было совершенно очевидно, что перед Дракалесом располагался сам вождь этого клана. За его спиной, ближе к безжизненному монументу стоял другой орк — шаман. Он возвёл своё лицо и свои руки к безжизненному истукану, а под его ногами стояла какая-то тарелка с алхимическими смесями, что испускали зловоние. Все остальные орки стояли также лицом к Абстаилу и ничего не делали. Руки опущены, души переполнены гневом, алчностью и безумием. Пришествие томелона оторвало их от этого неведомого процесса, так что все и даже занятый шаман обратили свои взоры на него. Дракалес обвёл всех своими глазами и остановился на вожде. А тот, поймав взор Победоносца, заговорил во всеуслышание, и в его голосе сочеталось множество голосов: «А вот и ты, несущий поражение. Наконец-то, мы дождались тебя» Дракалес оборвал его речь: «Я — Дракалес, бог войны и владыка Атрака. Ты будешь уничтожен за то, что ведёшь неправедные войны. Ты будешь убит за то, что забыл о доблести и чести» Орк выхватил свои зазубренные секиры и прорычал всем своим многоголосьем: «Я, Граг-обр-Кхна, срублю твою голову своим топорищем и повешу её как трофей, а после вострублю о своей победе во множестве миров. И перед моим именем будут трепетать все народы. Я — Граг-обр-Кхна!»
Такова была традиция урункроков — когда два клана, возглавляемых непосредственно своими вождями, встречаются друг с другом для сражений, предводители всегда обмениваются подобными оскорблениями. Раньше вожди таким образом настраивали своего противника на самый яростный бой, чтобы в сражении никто никого не жалел, а каждый бился на пределе своих возможностей. Сейчас же это просто традиция. Но даже так Дракалес видел, что этот самый Граг попрал даже этот бессмысленный обычай. Нет, в его словах не было ничего предосудительного. Но вот настрой, с которым произносились эти слова, был неподобающ для воинственного урункрока. И это показывало, что внешне он был орком, когда как внутренне давно перестал быть представителем этого гордого народа. И поединок их был начат.
