— Келеборн предупреждал нас не заходить далеко в Фэнгорн, — сказал он. — Знаете ли вы, почему, Арагорн? Что рассказывал об этом лесе Боромир?
— Я слышал много рассказов и в Гондоре, и в других местах, — ответил Арагорн, — но если бы слова Келеборна не принимать в расчет, я счел бы эти рассказы просто сказками, которые сочиняют люди, когда им не хватает знания. Я как раз хотел вас спросить, что истинно в этих рассказах. А если не знает лесной эльф, как может знать человек.
— Вы путешествовали больше меня, — сказал Леголас. — В своей земле я ничего не слышал, кроме песен об Онодрим — люди зовут их Энтами, живших здесь много лет назад: Фэнгорн очень стар, старше чем могут помнить эльфы.
— Да, он стар, — сказал Арагорн, — стар, как лес у больших курганов, и даже еще старше. Элронд говорил, что эти два леса похожи, они последние остатки могучих лесов прежних дней, в которых перворожденные жили, когда люди еще спали. Но Фэнгорн хранит свои тайны. Я о них ничего не знаю.
Они установили дежурство, и первым очередь выпала Гимли. Остальные легли и почти мгновенно уснули.
— Гимли, — сонно сказал Арагорн. — Помните: опасно срубить ветку или прут с живого дерева в Фэнгорне. Но не отходите далеко в поисках сухих ветвей. Лучше пусть погаснет огонь. Будите меня в случае необходимости!
С этими словами он уснул. Леголас лежал неподвижно, сложив руки на груди, глаза его не были закрыты, он блуждал в живой стране сновидений, как поступают все эльфы. Гимли, сгорбившись сидел у костра и задумчиво водил пальцем по лезвию своего топора. Деревья шумели. Других звуков не было.
Неожиданно Гимли поднял голову: на краю освещенного пространства стоял старик и опирался на посох; на нем был серый плащ, шляпа с широкими полями была надвинута на глаза. Гимли вскочил, слишком удивленный в этот момент, чтобы вскрикнуть, хотя в мозгу его мелькнула мысль, что их захватил Саруман. Арагорн и Леголас разбуженные внезапным движением гнома, сели. Старик не говорил и не шевелился.
— Ну отец, что мы можем для вас сделать? — спросил Арагорн, вскакивая на ноги. — Грейтесь, если замерзли! — Он сделал шаг вперед, но старик исчез. Даже следов его поблизости не было видно, а далеко идти они не решились. Луна зашла и ночь была очень темной.
Неожиданно Леголас издал крик:
— Лошади! Наши лошади!
Лошадей не было. Они выдернули колышки, к которым были привязаны, и исчезли. Три товарища стояли молча и неподвижно, обеспокоенные новым ударом судьбы. Они находились на краю Фэнгорна, и бесконечные лиги лежали между ними и людьми Рохана, их единственными друзьями в этой обширной и опасной земле. Им показалось, что где-то далеко в ночи слышно ржание лошадей. Потом все затихло, за исключением холодного шуршания ветра.
— Что ж, они ушли, — сказал наконец Арагорн. — Мы не можем найти их или поймать; так что если они не вернутся по своей воле, нам придется обходиться без них. Мы начали свой путь пешком и закончим также.
— Пешком! — сказал Гимли. — Далеко так не уйдешь! — Он подбросил дров и сгорбился у костра.
— Всего несколько часов назад вы не хотели садиться на лошадь Рохана, — засмеялся Леголас. — С тех пор вы стали всадником.
— У меня не было выбора, — сказал Гимли.
— Если хотите знать, что думаю я, — начал он спустя некоторое время, — я думаю, это был Саруман. Кто еще? Вспомните слова Эомера: он бродит как старик, в плаще с капюшоном. Так он говорил. Он исчез с нашими лошадьми или просто испугал их. Нас ждут большие неприятности, припомните мои слова!
— Я запомню их, — сказал Арагорн. — Но я помню также, что у этого старика была шляпа, а не капюшон. Но я не сомневаюсь, что ваша догадка верна и что мы здесь в большой опасности и днем и ночью. Однако же сейчас мы ничего не можем сделать, только отдыхать. Теперь я буду дежурить, Гимли, мне больше нужно подумать, чем спать.
Ночь проходила медленно. Леголас сменил Арагорна. Гимли сменил Леголаса. Ничего не происходило. Старик больше не появлялся, и лошади не вернулись.
Пиппин лежал в темном и беспокойном сне: ему казалось, что он слышит собственный голос, эхом отдающийся в темном туннеле: Фродо, Фродо. Но вместо Фродо из тени на него смотрели сотни отвратительных орочьих физиономий, сотни отвратительных рук со всех сторон хватали его. Где же Мерри?
Он пришел в себя. Холодный ветер дул ему в лицо. Он лежал на спине. Наступал вечер, и небо над ним темнело. Он повернулся и обнаружил, что сон мало чем хуже пробуждения. Руки и ноги у него были крепко связаны. Рядом с ним с бледным лицом и грязной повязкой на лбу лежал Мерри. А вокруг них стояло и сидело множество орков.
Медленно в голове Пиппина всплыло воспоминание, отделяясь от сна. Конечно: он и Мерри побежали в лес. Что случилось с ними потом? Почему они так побежали, не спросив старого Бродяжника? Они бежали с криками — он не мог вспомнить, далеко и долго ли это продолжалось. И неожиданно они столкнулись с большим отрядом орков. Те закричали, и тут из-за деревьев выбежало еще множество орков. Они с Мерри выхватили свои ножи, но, орки и не желали с ними сражаться, а старались захватить их, даже когда Мерри ножом ударил нескольких орков по рукам и ногам. Добрый старый Мерри!
Потом из-за деревьев выбежал Боромир, он убил много орков, остальные бежали. Но убежали они недалеко, тут же вернулись и начали вновь. На этот раз их было не менее сотни, некоторые из них очень большие, и они пустил дождь стрел — все в Боромира. Боромир затрубил в свой большой рог так, что лес зазвенел, и вначале орки растерялись и отступили; но когда не послышалось никакого ответа, кроме эха, они напали еще более яростно. Больше Пиппин ничего не помнил. Последнее его воспоминание — прислонившийся к дереву Боромир, весь утыканный стрелами; затем наступила тьма.
— Вероятно, меня ударили по голове, — сказал он сам себе. — Сильно ли ранен бедный Мерри? Что произошло с Боромиром? Почему орки не убили нас? Где мы и куда направляемся?
Ни на один вопрос не было ответа. Он чувствовал холод и боль. «Хотел бы я, чтоб Гэндальф не переубедил Элронда, и мы не пошли бы, — подумал он. — Что хорошего от меня в этом путешествии? Я лишь помеха — пассажир, даже багаж. А теперь меня украли, и я багаж для орков. Надеюсь, что Бродяжник или кто-нибудь придет и освободит нас! Но могу ли я надеяться на это? Не нарушат ли это наши планы?»
