Огорчённый хозяин Торбы Фродо чувствовал себя обязанным проводить гостей. К тому времени молва о странном событии разнеслась по всему лугу, но Фродо повторял только, что "утром, без сомнения, всё прояснится". Около полуночи за почтенными гостями прибыли экипажи. Один за другим они отбывали, забитые до отказа потолстевшими, но весьма неудовлетворёнными хоббитами. Затем, как было условленно, пришли садовники и вывезли на тачках тех, кого по недосмотру оставили.
Ночь медленно прошла. Встало солнце. Хоббиты встали гораздо позже. Утро продолжалось. Пришли нанятые помощники и начали сворачивать шатры, собирать столы и стулья, ложки и ножи, бутылки и тарелки, и фонарики, и букеты в корзинках, и крошки, и обёртки, забытые сумки и перчатки, и носовые платки, и остатки еды (последних весьма мало). Затем появился ещё народ: уже без приглашения, — Торбинсы и Булкинсы, Бобберы и Кролы, и прочие гости, которые жили или остановились поблизости. К полудню в Торбе собралась целая толпа, хоть и незваная, но тем не менее ожидаемая.
Фродо, улыбаясь, ждал на крыльце, но выглядел при этом усталым и озабоченным. Он приветствовал всех приходящих, однако говорил немногим больше, чем прежде. На все расспросы он отвечал очень просто: "Мистер Бильбо Торбинс ушёл. Насколько мне известно — навсегда". Некоторых визитёров Фродо приглашал зайти внутрь, поскольку Бильбо оставил им "весточки".
Внутри гостиной были свалены большой кучей пакетики и свёртки и разные небольшие вещицы. На каждом были приколоты записочки, типа:
"АДЕЛАРДУ КРОЛУ от Бильбо в ЛИЧНУЮ СОБСТВЕННОСТЬ" — на зонтике.
(Аделард умудрился прихватить ещё изрядно всего и без подписи.)
"ДОРЕ ТОРБИНС с любовью от Бильбо в память ДОЛГОЙ переписки" — на большой корзине для бумаг.
Дора была сестрой Дрого и самой старой из живых родственниц Бильбо и Фродо. Ей было девяносто девять, и за полстолетия она исписала не одну стопу бумаги.
"МИЛКО ГЛУБОКОПУ от Б.Т., надеюсь, пригодится" — на золотой ручке и чернильнице.
Милко никогда не отвечал на письма.
"АНЖЕЛИКЕ от дяди Бильбо" — на круглом выпуклом зеркале.
Анжелика была младшей из Торбинсов и слишком уж увлекалась рассматриванием своего личика.
"Дар для коллекции ХЬЮГО ТОЛСТОБРЮХЛА" — на ящике для книг (пустом).
Хьюго любил брать книги взаймы, но почти никогда не возвращал.
"ЛОБЕЛИИ ЛЯКОШЕЛЬ-ТОРБИНС в качестве ПОДАРКА" — на коробочке с серебряными ложками.
Бильбо подозревал, что, когда он возвратился из своего первого путешествия, большая часть его ложек осталась у неё в руках. Лобелия это прекрасно знала. Появившись на следующий день после Угощения, она мгновенно поняла намёк, но ложки всё-таки взяла.
Здесь приведена лишь небольшая выдержка из списка подарков. Нора Бильбо за его долгую жизнь была просто забита разными вещичками. Такова уж судьба всех хоббитских нор: виной тому в основном обычай раздавать на день рождения много подарков. Не то чтобы, разумеется, все подарки были непременно новые: всей округе циркулировали одна-две вещицы, которыми за давностью забыли как пользоваться, — но Бильбо обычно раздавал новые подарки и хранил те, что получил. Теперь старая нора немного поочистилась.
Каждый из подарков был снабжён табличкой, написанной Бильбо собственноручно, иногда с намёками и шутками. Но конечно, большинство вещей было отдано туда, где в них нуждались. Хоббиты победнее, особенно из Исторбинки, просто обогатились. Старик Скромби получил два мешка картофеля, новую лопату, шерстяной жилет и бутылку смазки для скрипучих петель. Старый Рори Брендизайк — в знак своего широкого гостеприимства — добрую дюжину бутылок "Старого Виноградника": крепкого красного вина из Южного удела доброй выдержки, закупоренных ещё отцом Бильбо. После первой же бутылки Рори совершенно простил Бильбо и объявил его отличным парнем.
Фродо тоже не был обделён. И, конечно, основные ценности, книги, картины и мебель (последняя даже в избытке) остались в его владении. Однако о деньгах или драгоценностях не было ни слуху, ни духу: не было роздано ни пенни и ни стеклянной бусинки.
Вечер потонул в хлопотах. С быстротой пожара распространился слух, будто всё имущество Бильбо пойдёт в распродажу или, того пуще, на дармовщинку — приходи и бери. Охочие хоббиты валили толпами, а спроваживать их приходилось по одному. Таблички оторвались и перемешались, вспыхнули ссоры. Кто-то возился в гостиной, пытаясь прихватить побольше, кто-то стремился удрать с вещичками, предназначенными другим, или с тем, что плохо лежит. Дорога к воротам была забита тележками и тачками.
В разгар суматохи явились Лякошель-Торбинсы. Фродо как раз пошёл передохнуть и оставил за себя своего приятеля, Мерри Брендизайка. Когда Отто громогласно потребовал "этого племянничка Бильбо", Мерри поклонился и развёл руками.
— Ему нездоровится, — сказал он. — Он отдыхает.
— Проще говоря, племянничек прячется, — уточнила Лобелия. — Ну, а мы пришли его повидать и непременно повидаем. Пойди-ка доложи ему об этом!
Мерри отправился докладывать, и Лякошели долго проторчали в прихожей, так что у них было время разыскать предназначенные им ложки, что отнюдь не улучшило их настроения. Наконец Лякошелей впустили в кабинет. Фродо сидел за столом, заваленным кипой бумаг. Вид у него был нездоровый — и уж во всяком случае, не слишком приветливый; он поднялся из-за стола, поигрывая чем-то в кармане, — но разговаривал вполне учтиво.
А Лякошели вели себя весьма напористо. Сначала они стали предлагать за разные ценные вещи без этикеток бросовые цены. Фродо отвечал, что подарки подарками, а вообще-то здесь ничего не продаётся; они поджали губы и сказали, что им это крайне подозрительно.
— Мне одно ясно, — добавил Отто, — что уж кто-кто, а ты-то себе неплохо руки нагрел. Требую немедленно показать завещание!
Если бы не "племянничек", усадьба досталась бы Отто. Он прочёл завещание, перечёл его — и фыркнул. Увы, всё в нем было ясно и правильно, и положенные семь свидетелей аккуратно расписались красными чернилами.
— Опять мы остались в дураках! — сказал Отто жене. — Шестьдесят лет прождали — и опять! Что он тебе, серебряные ложки преподнёс? Вздор!
Он щёлкнул пальцами под носом у Фродо и затопал прочь. Но избавиться так просто от Лобелии не удалось. Чуть погодя Фродо опасливо выглянул из кабинета — и увидел, что она тщательно обшаривает все уголки и выстукивает полы. Он твёрдой рукой выпроводил её, попутно избавив от небольших, но ценных приобретений, случайно завалившихся ей в зонтик. Она, видно, готовилась изречь на прощание что-то убийственное — и, обернувшись на крыльце, прошипела:
