Акио был слишком занят, усаживая Мию в седло и затягивая ремни, поэтому проигнорировал нытье птицы.
«Ты слышал меня, человек?»
— Справишься, — сквозь зубы ответил генерал, впрыгивая в седло. — Полетели!
Госпожа Масуда выглянула в окно — убедиться, что небо совсем прояснилось после ночной грозы, и довольно кивнула.
— Неси белье, — велела она молоденькой служанке. — Похоже, дождь уже не вернется.
Девушка кивнула и исчезла, чтобы чуть позже появиться на крыльце с огромной корзиной выстиранных еще вечером простыней. Рассветное солнце ложилось золотыми и розовыми отблесками. Где-то в кустах запела птица. Госпожа Масуда раскрыла окно, впустила в дом птичьи трели и легкий морской бриз.
И чуть не выронила вазу, которую протирала от пыли, заметив в небесах сияющую оранжевую точку.
Аккуратно поставив вазу на место, госпожа Масуда подбежала к бронзовому гонгу и трижды по два раза ударила в него, выстукивая знакомый всем обитателям замка ритм. Звук еще таял в воздухе, а слуги уже засуетились, забегали, спешно проверяя — все ли в порядке?
Сама госпожа Масуда оправила кимоно и степенно проследовала к парадному входу — встречать хозяина.
Фэнхун снизился резко. Ветер от его крыльев заставил заколыхаться тяжелые полы кимоно госпожи Масуды. Она дождалась, пока всадник спрыгнет на землю, и поклонилась:
— Добро пожаловать домой, господин. Мы не ждали вас раньше полудня.
— Горячую баню с лечебными травами, согревающую мазь, чай с медом и два… нет, три шерстяных одеяла, — велел генерал, снимая с седла какой-то сверток. — Немедленно!
Госпожа Масуда наконец разглядела, что за «сверток» привез хозяин, охнула и побежала исполнять распоряжение.
Генерал внес Мию на руках в банное помещение и раздел, не обращая внимания на суетившихся рядом прислужниц.
При виде странного украшения на шее девушки он мимоходом удивился и тут же забыл о нем, поглощенный тревогой.
Полет в мокром кимоно и ночевка на острове усугубили последствия переохлаждения. Даже магия, которую Акио осторожно вливал в Мию на протяжении всего пути, лишь замедлила развитие болезни. Руки и крохотные ступни девушки показались ему просто ледяными, а кожа неприятно холодной и влажной на ощупь. Она часто и хрипло дышала, иногда вскрикивала в бреду.
Сейчас это совершенное обнаженное тело не вызвало в Ледяном Беркуте никаких мыслей, кроме сводящего с ума страха потерять ее.
— Пошли прочь! — прорычал генерал служанкам, которые как раз заложили магические камни в офуро.
Проверил температуру воды, удовлетворенно кивнул и опустил Мию в воду. Девушка вскрикнула: «Горячо!»
— Терпи!
Она захныкала, открыла глаза и попыталась выбраться из бочки, но Акио удержал:
— Не дергайся, Мия. — Он старался, чтобы это прозвучало мягко, но получилось лишь чуть менее требовательно, чем обычно. — Так надо.
Мия была слишком слаба, чтобы спорить. Она бессильно откинулась на стенку офуро и снова закрыла глаза.
Из вновь накатившей апатии ее вывел плеск воды — Акио опустился рядом и обнял ее сзади. Так же, как было на мидзуагэ вечность назад. Но теперь в его прикосновениях не сквозило вожделения. Бережные и нежные, они согревали и вливали силы в измученное тело.
Кожа горела от обжигающе горячей воды, словно Мию опустили в крутой кипяток. Особенно больно было пальцам — их жгло, будто огнем.
— Пожалуйста, — выговорила она, с трудом шевеля губами. — Слишком горячо…
— Вода едва теплая, Мия. Камни только заложили. Дай руки.
Ее кисть утонула в ладонях Акио. Сначала онемевшая кожа ничего не чувствовала, а потом в пальцы словно хлынуло жидкое пламя. Мия не сдержала крика.
— Терпи! Вторую руку!
Болезненному воздействию подверглись и ноги. К концу этих странных банных процедур девушка задыхалась, по лбу стекали капли пота. Она чувствовала себя измученной, но при этом — странное дело — более живой, чем до офуро. Скрюченные пальцы пусть неохотно, но слушались. Мию все так же невыносимо клонило в сон, но теперь это был нормальный сон больного на пути к исцелению, а не тяжелое забытье, подобное смерти.
— Положи здесь, — сказал Такухати, обращаясь к кому-то, кто был в комнате. — И приготовь мою постель.
Потом рывком встал и вынул Мию. После офуро воздух показался ей очень холодным. Она стояла, закрыв глаза, и покачивалась, пока Акио вытирал ее полотенцем. Он старался делать это нежно, но Мия все равно морщилась и стискивала зубы. Покрасневшая от горячей воды кожа болезненно отзывалась на любое прикосновение.
Мия запомнила урывками, как он нес ее на руках, завернув в шерстяное одеяло. Как растирал резко пахнущей травами мазью — сначала от нее стало холодно, а потом по телу словно прокатилась огненная волна. Как будил, поднося к губам Мии обжигающий, приторно-сладкий напиток.
— Выпей, и я отстану. Ну!
Она покорно пила, слишком измученная, чтобы самой что-то решать или спорить. Акио не выпускал ее даже на мгновение, и от этого было хорошо — легко и спокойно.
Мягкая постель. Сильные заботливые объятия. Темнота.
За окном вовсю светило солнце, но в спальне генерала благодаря опущенным ставням царил полумрак.
Акио лежал на футоне, сжимая в объятиях свою находку. После лютого напряжения прошлой ночи он тоже нуждался в отдыхе, но сон не шел. Он чувствовал на шее теплое дыхание маленькой гейши и против воли улыбался ласковой, совсем несвойственной ему улыбкой. Пожалуй, из всех приближенных и домочадцев Ледяного Беркута только Хитоми Такухати доводилось видеть эту улыбку на лице брата.
Попалась! Теперь никуда не денется.
Чуть не потерял ее.
Он зарывался лицом в волосы девушки, вдыхал сладкий, сводящий с ума запах сакуры. И старался не думать, что с ней было эти полторы недели. Кто бы ни обрезал ей волосы, Акио найдет ублюдка, чтобы убить. А если этот кто-то успел обидеть Мию, умирать он будет долго.
— Моя Мия.
Солнце уже медленно тонуло в море, когда генерал открыл глаза. Мия спала на его плече, обнимая за шею. Ее щеки порозовели, она улыбалась во сне и выглядела здоровой.
Сонная, теплая, желанная до одури.
Его женщина.
Он почувствовал зверское возбуждение. Захотелось разбудить ее ласками и поцелуями, войти, взять, утолить голод по ее телу, услышать стоны…
Нет времени.
Акио не удержался и все же поцеловал нежные губы перед тем, как разжать ее руки и аккуратно положить хорошенькую головку на подушку. Девушка обиженно пробормотала что-то во сне.
