Паук взял карточку, сосредоточенно кивнул и полез к окошку, в котором висел кончик месяца.
Мы почти не разговаривали, пока ждали его. Только изредка обменивались утешительными фразами, фальшивыми, как информация о составе продукта на упаковке.
Магнус вернулся около полуночи. Услышав шорох лапок, я подскочила как ужаленная.
— Ну как?
Паук молча устремился вниз. Визитки при нем не было, значит, передал. Эмилия и мадам тоже вскочили и застыли в одинаковых позах: руки сцеплены на груди. Озриэль сел. Магнус обвел нас взглядом и покачал головой:
— Ничего не вышло, Ливи.
В ногах появилась противная слабость, я оперлась о стену и медленно опустилась на солому.
— Что ты хочешь сказать? Ты его не видел? Не говорил с ним?
— Видел и говорил. Сделал все, как ты сказала: передал карточку через коридорного, и меня тут же пригласили наверх.
— Мейстер был нелюбезен? Он это может, я предупреждала.
— Напротив — был сама предупредительность, даже позвонил вниз и велел принести плошечку москитов с перцем для «особого гостя», потом попросил рассказать о цели визита, подробно, не упуская ни единой мелочи. Ну, я и рассказал — абсолютно все: и про то, почему нас здесь держат, и про готовящийся переворот… даже про грифона!
— А он что? — не выдержала я.
— Внимательно выслушал, да и только. Мне показалось, его не слишком интересуют дела «других волшебных народов».
Вот это уже больше походило на правду. Драконы ведь держатся особнячком и не любят вмешиваться в дела королевств. Но я почему-то думала, что для меня мейстер Хезарий сделает исключение. Наверное, до таких пределов его готовность участвовать в моей судьбе не распространялась. Боже, о чем я только думала! Надеялась на помощь дракона, который даже собственному сыну не собирался помогать с одним из важнейших этапов жизни! Причем делал это не из жестокосердия, а из твердого убеждения, что тот должен научиться добиваться всего самостоятельно, в одиночку справляться с трудностями.
— Он сам тебе это сообщил?
— Почти.
— Но что он сказал в конце? — спросила Эмилия.
— Ничего.
— Совсем-совсем ничего? — изумилась мадам.
— Не совсем: любезно поблагодарил меня за визит и пожелал спокойной ночи.
— То есть отказал?
— Не напрямую, но как еще это понимать?
— Спокойной ночи?! — не поверила ушам я. — И не добавил напоследок, что постарается что-нибудь придумать, не упомянул о том, что навестит мадам Лилит и выбьет из нее всю злокозненность заодно с чистосердечным признанием, а потом отшлепает Марсия или что-нибудь в этом духе?
Магнус помотал головой. Я пораженно молчала, уставившись на свои дрожащие пальцы, не в силах поднять глаза на друзей и сгорая от чувства вины. Я дала им ложную надежду, убедила довериться, погнаться вместе со мной за бумажным змеем… и вот результат. Все обернулось пшиком, змей развеялся по ветру бесполезным конфетти.
Последовала пауза, которую прервал бодрый голос Эмили:
— Магнус ничего нового не сказал. Мы ведь примерно этого и ждали, верно?
— Если спросите меня, попытаться стоило, но и я не возлагала надежд, — добавила мадам.
— Драконы — темные лошадки, — прокашлял Озриэль.
— Тарелки бьются к счастью, — философски заметила Уинни.
— Жаль только старину Магнуса — зря проделал такой путь.
— Я не жалуюсь, — возразил паук, — и не назвал бы вылазку бесполезной: давно уже не ел таких отменных москитов.
Все рассмеялись. Я подняла голову и вместо обвинения встретила сочувствующие взгляды и ободряющие улыбки. И это их я собиралась поддерживать и утешать? Я тут единственная, кто расклеился и нуждается в водонепроницаемом плече.
— Спасибо, — сказала я, промокнув глаза краешком подола. — Просто спасибо.
К этому ничего не было добавлено, но друзья и так поняли.
ГЛАВА 8
Про оболочки и внутреннее содержание
Ночью я почти не сомкнула глаз, прислушиваясь к прерывистому дыханию, наполненному свистом и клокотанием. Каждый вдох давался Озриэлю с трудом. Мы договорились дежурить при нем по очереди, но я все равно не могла спать, пока он так страдал. Заступившая рано утром на вахту Эмилия уговорила меня немного вздремнуть.
— Правда, Ливи, изводя себя, ты никак ему не поможешь. При малейшем изменении я тотчас тебя разбужу.
Мне казалось, я всего лишь моргнула, но, когда открыла глаза, в окошко над головой пробивались яркие лучи солнца.
— Который час? — прохрипела я спросонья, растирая глаза и вглядываясь в камеру напротив.
— Очевидно, время завтрака. — Мадам кивнула в сторону лестницы.
Только тогда я сообразила, что разбудило меня громыхание ключей стражника.
— Как Озриэль?
— Мне… лучше.
Голос был лишь чуть громче шепота. Я вскочила на ноги, попутно расправляя мятый подол и вынимая солому из волос, и, как только стражник показался в пределах видимости, произнесла:
— Требую немедленной встречи с первым советником! Передайте, что, если она откажется принять меня, я разболтаю всем и каждому, что…
— Вас просят наверх, — прервал тот и открыл клетку.
Все еще плохо соображая спросонья, я несколько раз моргнула, переступила порог камеры и обернулась на гору одеял:
— Скоро вернусь, держись, Озриэль. Я буду не я, если сегодня же не вытрясу из нее твою оболочку.
Стражник привел меня к кабинету мадам Лилит и постучал, но сам заходить не стал. Первое, что бросилось в глаза внутри, — сундуки. Они заполонили все свободное пространство, превратив его в несвободное: выстроились вдоль стен, громоздились на ковре в центре комнаты, на подоконнике, стульях, шкафу и даже на рабочем столе поверх бумаг. Я едва не подпрыгнула, когда из-за ближайшего сундука вышла мадам Лилит. Лицо первого советника осунулось, и я не без удовольствия отметила, что напряжение последних дней и на ней сказалось не лучшим образом.
— Оливия, ты пришла.
— Так обычно и поступают заключенные, за которыми являются стражники.
Она даже не поморщилась на колкость и отвернулась к зеркалу у стены, из него доносилась возня. Секунду спустя оттуда вышел Орест и плюхнул на ковер два внушительных сундука, в которые без труда уместились бы мы обе.
— Вот, последние.
Он постоял так какое-то время, потирая спину, и выпрямился. Я поперхнулась от изумления.
— Вы?!
— Ты, — утвердительно произнесла бабушка Остиопатра.
— Вижу представлять вас не нужно, — кисло заметила первый советник. — Признайся, Ливи, ты это подстроила. Я тебя все-таки недооценила, — задумчиво пробормотала она.
— Подстроила что? — не поняла я.
— Первый советник хочет сказать, что не ожидала увидеть здесь меня вместо внука.
— Я тоже сперва приняла вас за Ореста.
— На это и было рассчитано, — кивнула пожилая ифритка и потянулась к поясу, на котором висела резная трубка из ясеня.
— Только не здесь, — поморщилась мадам Лилит.
Не обращая на нее ни малейшего внимания, госпожа Остриопатра сунула мундштук в рот и блаженно затянулась.
— Самоприкуривающаяся, — пояснила она, поймав мой взгляд, и деловито вернула трубку на пояс. Потом повернулась к мадам Лилит:
— Итак, здесь все, о чем договаривались, можешь проверить.
Первый советник вновь поморщилась — на этот раз от фамильярности.
— Непременно. — Она приблизилась к двум последним сундукам и откинула крышки. Внутри на красной бархатной подкладке поблескивали ряды полупрозрачных чешуек — гляделок. Мадам Лилит легко пробежала по ним кончиками пальцев и удовлетворенно кивнула. — Ровно одиннадцать тысяч восемьсот семнадцать пар.
— Представь себе, некоторые умеют играть по правилам.
— Вы о тех «некоторых», что вылезают из зеркал вместо своих внуков? — уточнила мадам Лилит, поднимаясь.
— Я о тех, кто сотрут амбициозных нахалок до состояния эктоплазмы, если моему внуку не будет тотчас передана оболочка.
Две женщины (вернее, одна пожилая ифритка, выдавшая себя за внука, и расчетливая интриганка с личиком и телом двенадцатилетней девочки) остановились друг напротив друга и обменялись оценивающими взглядами. Первой разомкнула губы мадам Лилит.
